Григорий и раньше втайне стыдился своего фетишизма. И дело было не только в том, что кулон — женское украшение. Просто слишком большие надежды он возлагал на этот предмет. Слишком шаткими были все его предположения. Лишь Кристина знала правду.
Сидя рядом с любимой на полу комнаты, которую много лет назад он снимал в большом обветшалом доме, примостившемся на набережной Кембриджа, Григорий открыл Кристине все, что собирал по крупицам долгие годы, и показал то, что считал «доказательством». Она осторожно прикоснулась к янтарю и погладила его, словно он был живым существом.
— Какое странное и завораживающее чувство он вызывает! — держа кулон на ладони, сказала Кристина. — Можно мне его надеть?
Почему он так удивился? Или возможность того, что кулон можно использовать по назначению, никогда раньше не приходило ему в голову?
— Конечно, — испытывая неловкость, ответил Григорий.
Кристина, казалось, не заметила его нерешительности и, нагнувшись, отвела волосы в сторону. Григорий долго возился с застежкой, но наконец справился. Его руки гладили ее шею, нос улавливал аромат розового мыла, которое Кристина покупала в Чайна-тауне.
— Готово, — сказал он.
Девушка повернулась, и он сразу увидел, что кулон ей не идет. Кристина и сама это поняла.
— Я ношу только серебряные украшения, — стоя перед высоким, прикрепленным к двери зеркалом, сказала она. — Золото не подходит к цвету моих волос. Янтарь, вижу, тоже.
Григорий рывком поднялся с пола, встал за спиной подруги и нежно ее обнял. То, что на шее его любимой этот старый, овеянный тайной кулон, действовало молодому человеку на нервы. Утешало одно: Кристина была так далека от всего, что связано с его прошлым! К своему удивлению, он увидел в зеркале лишь двух влюбленных.
С этого дня вопросы, казавшиеся раньше жизненно важными, отошли на второй план. Совместная жизнь с Кристиной затмила минувшее, создала новое прошлое и новую реальность, где не было места старым тайнам. Она знала его как облупленного.
Кристина…
Григорий залпом допил томатный сок. За два года, прошедших со времени смерти жены, призраки прошлого напомнили о себе в полную силу. Сползание в пропасть происходило медленно, но постоянно. Ему срочно надо вернуться назад и попытаться найти себя.
Григорий поставил пустой стакан в раковину.
В это время Кристина обычно смотрела на часы, говорила, что ей пора идти, и на прощание целовала его в губы. Он помнил, как из ее рта пахло кофе.
Отогнав воспоминание, он надел пальто и перчатки, собираясь с духом перед выходом на мороз.
Лот № 16
Старинная брошь из лавового камня. Проба золота — 14 каратов, 56 золотников согласно русской пробе. На броши изображен собор Василия Блаженного. Сохранилась подлинная коробочка с надписью на кириллице. Цена — $ 1.500—3.000.
Глава третья
Телефон трезвонил и трезвонил. Сначала это были журналисты из «Бостон глоуб» и «Геральд трибюн», потом настало время аутсайдеров — ТАБ, «Феникса», не говоря уже о парнях, работающих на региональные теле— и радиостанции. И все из-за второго пресс-релиза «Беллера». Можно подумать, что во всем Массачусетсе больше ничего не происходит. Ничего не попишешь, это Бостон, город, где люди привыкли делать из мухи слона. Местные репортеры, словно ищейки, унюхали НОВОСТЬ… Вначале Нина отделывалась от назойливых звонков лицемерной, но ставшей универсальной фразой «Без комментариев», но с каждым разом ее голос звучал все менее и менее уверенно. Она теряла контроль над ситуацией.
— Вы догадываетесь, кто может быть анонимным владельцем кулона?
— Без комментариев.
— Вы удивлены, что незнакомый вам человек владеет частью принадлежащего вам янтарного набора?
— Без комментариев.
Потратив почти день на разговоры по телефону, Нина вдруг поняла, что сваляла дурака. Ей нужно просто выключить телефон. Обнаружив маленький выключатель, она ощутила себя ученым, сделавшим гениальное в своей простоте открытие. Полтора дня Нина наслаждалась тишиной, пока Синтия не увидела, что телефон выключен. Она неодобрительно фыркнула, выпуская воздух через сжатые зубы, и прочла Нине длинную лекцию о безопасности и правилах работы в службе по уходу за престарелыми людьми. А когда звонки возобновились, стала выражать свое неудовольствие из-за того, что Нина не брала трубку.
На следующий день Синтия сказала:
— Милочка, дайте им одно интервью, и я уверена, что они от вас отстанут.
— Я всю жизнь только тем и занималась, что раздавала интервью.
Ревская понимала, что весь сыр-бор из-за того, что она «их» прима. Другие в прошлом знаменитые балерины жили в Нью-Йорке, Париже, на Майорке. Нина была единственной бостонской балетной примой, но это не оправдывало назойливости журналистов. Ей совсем не хотелось разговаривать с каким-нибудь несчастным писакой из «Вустер-телеграмм-энд-газет». В последние дни она стала излишне болтливой. Иногда Нина ловила себя на том, что говорит не то, что хочет сказать. Во всем она винила таблетки: они не только расслабляют тело, но и развязывают язык. После приема таблеток Нина болтала с Синтией гораздо дольше обычного. Однажды она поймала себя на том, что рассказывает медицинской сестре о своей квартирке в Лондоне, словно она ее давняя подруга.
— Пока вы храните молчание, — не унималась Синтия, — они будут вам звонить. Дайте им то, что они хотят, и вас оставят в покое. — Увидев, что Нина задумалась над ее словами, она добавила: — Дайте эксклюзивное интервью.
Вот почему Нина согласилась на интервью Четвертому каналу новостей. Все устроилось само собой: она просто ответила согласием на очередной звонок.
Синтия, узнав, что Джуна Хенеси и ее команда приедут следующим вечером снимать Нину для телевидения, поздравила свою подопечную и даже заметила:
— Вот Билли удивится, когда услышит!
Джуна Хенеси несколько десятилетий проработала репортером на новоанглийском Четвертом канале в сфере культуры и сама стала знаменитостью. Синтия сказала, что она была последним журналистом, бравшим интервью у Розы Кеннеди, матери президента Джона Ф. Кеннеди, перед ее смертью. Нина удивленно приподняла брови, мышцы лица еще подчинялись ей.
— Думаю, она и меня собирается вогнать в могилу.
К чести Синтии, она обладала чувством юмора.
— Интуиция подсказывает мне, что вы гораздо крепче.
В день приезда телевизионщиков Синтия вместо медицинской формы надела блестящие черные брюки и обтягивающий фиолетовый свитер. Губы ее были накрашены розово-лиловой помадой. Нина решила не обращать внимания на эти изменения. К Джуне Хенеси, двум операторам, звукотехнику и худому хмурому продюсеру она отнеслась с таким же напускным равнодушием. Телевизионщики устанавливали прожектора, отражающие панели и микрофоны, а продюсер, скрестив руки на груди, отдавал приказы. Нину напудрили и нарумянили, и она сидела на диване, обложенная по настоянию Синтии маленькими бархатными подушечками. Единственное, что волновало ее, — ответы на еще не заданные вопросы.
