Когда тварь – иначе эту бесформенную мерзость девушка не могла для себя определить – оказалась рядом с ней, Наташа оцепенела от ужаса. А тварь вцепилась ей в руку и проскрежетала что-то гнусное и тоскливое. Пахнуло могильным холодом, и Наташа едва не лишилась чувств – готовилось что-то очень страшное, такое, чего не пожелаешь и врагу. Но фигура магистра Ульфиуса, отражавшего атаку бандитов и противостоявшего той нечисти, что пыталась ее куда-то утащить, выросла, наполнилась ярким волшебным сиянием и приблизилась к девушке. А тварь, вцепившаяся в нее, словно бы уменьшилась и потускнела.
Магистр звонко сказал только одно слово, но слово прозвучало, будто удар большого серебряного колокола. Меч в его руке засиял, нанося удар в самую суть твари. Чудовище взвыло и отлетело – куда-то в дальнюю даль, хотя одновременно вроде бы и осталось в комнате. А сама Наташа стала вдруг видеть все как бы со стороны. В комнате бушевал огонь, дрались люди, Сергей сцепился со здоровенным бандитом, а Наташа уходила, проваливалась, будто сквозь пол, но в этом не было ничего особенно страшного. Слезы застилали ей глаза. Девушка осознавала, что еще раз избавилась от ужасной опасности, и избавление было так прекрасно, что она не могла думать ни о чем другом. Ей было радостно за себя и жалко весь белый свет…
Потом перед глазами поплыли круги, начало темнеть. Одновременно на горизонте – если можно сказать, что в том положении, когда вокруг тебя одна тьма, есть какой-то горизонт – возникло неяркое жемчужное сияние. Постепенно оно разгоралось, заполняя все вокруг. Потоки света, словно потоки воды, струились в пространстве, сливаясь и дробясь. Они обтекали руки и ноги Наташи. Казалось, их можно было потрогать.
В какой-то момент свет стал нестерпимо ярким, и оттого еще более прекрасным. Наташа на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их вновь, не было ни жемчужного сияния, ни потоков света. Она сидела на ярко-зеленом лугу, поросшем травой, какая бывает только весной. Небо было нежно-голубого оттенка, по нему плыли белые, с легкой розовинкой плоские облака. Большое неяркое солнце опускалось за горизонт, точнее, в лес, что рос за лугом. Ароматы на лугу царили несказанные. Да и неудивительно – только рядом с собой Наташа насчитала больше двадцати видов цветов: желтых, синих, белых и красных, крупных и мелких, самых разных форм.
В густых кустах неподалеку девушка уловила какое-то движение.
– Что это такое? – забеспокоилась она, вскакивая на ноги. – А я в одном халате…
Зелень в последний раз всколыхнулась, и на поляну вышел огромных размеров, наверное, в два раза больше обычного, дымчатый кот. Он посмотрел на Наташу, облизнулся и глубоко и звучно мяукнул.
Побежденная, разбитая физически и морально команда Белоусова возвратилась на хозяйственный двор «Барса». Впечатлениями по дороге не делились – слишком необычно все было. Каждый переваривал увиденное молча. Косой, который догнал-таки своих, постанывал, держась за вывихнутую или сломанную руку.
– Пристрелить бы тебя, чтобы не мучился, – предложил Белоусов, в машине которого ехал Косой.
Громила тут же стих, только изредка скрежетал зубами.
Въехали во двор. Рядовые бандиты разбрелись по своим норам, а Белоусов помчался к Кравчуку – докладывать о происшедшем. Тот сидел за столом за второй бутылкой коньяка и был уже порядочно пьян. Рассудка главарь, однако же, не утратил.
– Наливай, закусывай, Семеныч, – предложил он заместителю. – Пустые вернулись? А друг наш где?
Не похоже было, что отсутствие добычи или Черного очень огорчило Кравчука. Более того, казалось, он чего-то подобного ожидал.
– Расскажу, – ответил Белоусов, жадно хватая бутылку. – Без ста грамм и не расскажешь. Я такого в жизни не видел!
– Верю, верю, – без энтузиазма согласился Владимир Петрович. – Я, Семеныч, еще не в то скоро поверю…
Время от времени повышая и понижая голос от возбуждения, заместитель Кравчука изложил историю, случившуюся с ними на квартире журналистки.
– И ты говоришь – растекся лужей по полу? – поинтересовался в конце рассказа Владимир Петрович, брезгливо сморщившись. – Дела… И огнем кидались?
– Который за нас, тот столб пламени выпустил в них. Я поначалу думал, из огнемета, – пояснил Белоусов. – А потом другой, тот, что его замочил, стену из пламени между нами поставил. Так уже никаким огнеметом не сделаешь. Сразу видно – колдовство. И кричали они все время что-то не по-русски.
– Да уж где им по-русски кричать, – хмыкнул Кравчук. – Не знаю я, Олег, что дальше делать… Мерзко мне с этими тварями паскудными дело иметь. Так бы и покрошил их всех. Жуть пробирает. А тот, что против нас, – как раз он-то Роме руку отсек, и он умер от потери крови. Это звери. Да нет, какие звери… Хуже зверей.
– Подумаешь, руку, – усмехнулся Семеныч. – Который с нами был, тот бы и живьем их спалил, если бы другой ему не помешал. Да и вообще, человек – хуже любого зверя.
– Точно. Только они совсем не люди. Так я думаю… Может, кинуть их, пока не поздно? Послать?
– Да ты что, Петрович! Ведь какие бабки вложены, – задохнулся начавший хмелеть Белоусов. – Прибыли на подходе. Можно и потерпеть!
– Что ты знаешь о прибылях? – хмыкнул директор «Барса». – Нет, сомневаюсь я! Одно дело – золото добывать, камушки драгоценные делать… Полезно и хорошо. Термоядерный синтез, высокие технологии. Ноу-хау, как говорил один мой товарищ-доцент. А другое – когда такая дьявольщина начинается…
– Да не все ли тебе равно, Петрович? Подумаешь, Костяна и Рому замочили. Тебя ведь никто под пули лезть не заставляет…
– Сам ты этих тварей не боишься, Семеныч? – поинтересовался Кравчук. – Страшные ведь твари. Сожрут и костей не выплюнут.
– Да мне как-то без разницы, – ответил Белоусов. – Люди, звери, твари. Да хоть и нечистая сила – лишь бы за нас была, а не против. Косой рядом с Черным этим ехал – и ничего, живой. Даже не вякнул. А посмотрел бы ты, как он его об стенку шмякнул…
– Кто? Косой?
– Нет. Косого этот, что в черном. Хотя худой, как червяк дождевой. Как его звали, кстати?
– Кто его знает. Он вообще себя иначе как «мы» не называл… – Кравчук передернулся от отвращения.
Белоусов налил себе полный стакан коньяка, выпил, закусил лимоном, начал жевать бутерброд с колбасой.
– Как ты на них вышел, шеф? – спросил он.
В другой раз он, может быть, и не задал бы такой прямой вопрос, а Кравчук на него и не подумал бы ответить, но опасность и алкоголь сблизили мужчин, и директор «Барса» открыл дверцу сейфа.
– Как вышел – вопрос второй. Пришел представитель, предложил сотрудничество. Я его выставил за дверь сначала, а потом согласился – они мне задаток хороший дали. А вот как я с ним связываюсь – вот в чем фишка…
Белоусов с интересом заглянул в хозяйский сейф. Там стоял обычный пластмассовый телефон, шнур которого был оборван и лежал рядом с телефоном. Больше в сейфе ничего не было.
