Голова Максимала была заключена в продолговатый золотой шлем с многочисленными линзами телескопических приборов, а поверх одежды, словно черные щупальца, висели связки экранированных кабелей с гололитическими пластинами, по которым бежали светящиеся строчки информации.
До этого момента Максимал не произнес ни слова, если не считать признания права Вертикорды и Катурикса вести собрание. Пока он предпочитал просто наблюдать и фиксировать разворачивающиеся в амфитеатре события.
— Да и как бы мы смогли это сделать?! — воскликнул Камул. — Вы готовы обвинить благородных воинов в разбое? Вы полагаете, что мы пали так низко, что могли атаковать владения столь уважаемого адепта, каким является адепт Максимал? Это немыслимо!
Кавалерио заметил, как Максимал в ответ на комплимент Камула слегка наклонил золотую голову. Но слова Камула звучали слишком запальчиво, чтобы им можно было доверять. При всем его негодовании нападение на реактор носило все признаки действий Легио Мортис: быстрота, жестокость и уничтожение всех свидетелей.
Только трое из Рыцарей Тараниса остались в живых, чтобы рассказать о происшествии, и у всех троих машины были сильно повреждены взрывом реактора. Записи камер охраны уничтожены в огне, и единственной уликой осталось лишь общее описание машины, которую успел увидеть один из выживших рыцарей.
— В любом случае какая причина могла бы подтолкнуть Легио Мортис на этот поступок? Все мы слуги Воителя, разве не так?
По залу прокатилась волна противоречивых возгласов — как одобрения, так и возмущения, — и Кавалерио ощутил гнев при мысли, что так много воинов готовы слепо согласиться с этим двусмысленным утверждением. Подобное заявление нельзя оставить без ответа, и соперничество между орденами здесь совершенно ни при чем.
Он решительно поднялся со скамьи на Галерее принцепсов.
— Ты, верно, имел в виду службу Императору? — заговорил он.
Все взгляды обратились в его сторону, а Кавалерио стал с трудом спускаться по ступеням в зал.
Камул, обернувшись в его сторону, воинственно расправил плечи, словно собираясь драться:
— Воитель замещает Императора, так что это одно и то же!
— Нет, — возразил Кавалерио, выходя в зал. — Это не одно и то же.
— Палата признает принцепса Кавалерио, Повелителя Бурь из Легио Темпестус, — произнес Вертикорда, используя боевое прозвище, данное принцепсу еще в первые дни командования.
Кавалерио почтительно поклонился лорд-командору, потом в сторону «Деус Темпестус» и затем повернулся к принцепсу Камулу. По сравнению с этим массивным широкоплечим воином он казался почти миниатюрным.
— Скажи, пожалуйста, почему это не одно и то же? — потребовал Камул.
— Мы все служим в армии Императора, а не Воителя, — сказал Кавалерио. — И не важно, что командует Хорус Луперкаль; каждый мужчина и каждая женщина, каждая машина, сражающаяся в Великом Крестовом Походе, — все они слуги Императора.
— Это казуистика, — отрезал Камул и отвернулся.
— Нет, — повторил Кавалерио. — Неправда. Мне известно, что большая часть твоего Легио входит в состав Шестьдесят третьей экспедиционной флотилии и присягнула на верность Воителю. Мне кажется, это опрометчиво.
— Опрометчиво? — Камул порывисто развернулся. — Разве опрометчиво присягать прославленному воину, который командует всеми военными силами Империума, пока Император скрывается в подземельях своего дворца? Разве опрометчиво клясться в верности признанному герою, который закончит начатую работу, потому что Императору некогда? Это ты называешь опрометчивостью?
— Хорус — великолепный воин, — согласился Кавалерио. — Но было бы ошибкой полагать, что эти армии принадлежат ему. Прежде всего мы должны сохранять верность Императору, и только слепец не видит, как этот раскол сказывается на положении Марса.
— О чем ты, Кавалерио? — спросил Камул.
— Тебе отлично известно, о чем я говорю. Никто не упоминает об этом вслух, и нет никаких письменных свидетельств, но всем нам известно, что черта проведена. Раскол между адептами Марса становится все более глубоким и непреодолимым. Уже зашевелилась давно погребенная ересь, и разгораются древние распри. Уничтожение реактора адепта Максимала лишь последний пример того, как жестокость поднимается на поверхность и выплескивается на красные пески. Разногласия в вере готовы разорвать наш мир на части. И ради чего? Неужели семантические расхождения в вопросах веры стоят кровопролития, которое они за собой неизбежно повлекут?
— Иногда война необходима, — заметил Камул. — Разве не сказал примарх Альфарий, что война служит очищению Галактики?
— Кто знает? Ему приписывают такие слова, но какое отношение они имеют к Марсу? Любая война здесь будет вестись не ради очищения, а из-за разногласий в теологии. Это проклятие для Империума, и я не стану участвовать в войне, развязанной религиозными безумцами.
— Безумцами?! — повторил Камул с нескрываемым негодованием в голосе. — И ты говоришь это о старших адептах Марса? Подобные высказывания не к лицу уважаемому принцепсу.
Кавалерио не стал обращать внимания на издевку и обратился к собравшимся принцепсам и другим воинам орденов титанов:
— Каждый день легионы и воинские ордены получают прошения о помощи боевыми машинами из кузниц всей Фарсиды. И из-за чего? Из-за разногласий в вере? Было бы величайшей глупостью позволить втянуть нас в ненужную войну, и я, к примеру, не поведу своих воинов в бой ради таких вещей. Легионы давно служат защитниками Марса, и мы всегда стояли выше склок, раздирающих Механикум. Так было всегда, и так должно быть сейчас. Нельзя допустить, чтобы нас втянули в междоусобные распри.
— Истинные сыны Марса знают, что самое жаркое пламя разгорается в кузнице, когда выгорают ненужные примеси, — сказал Камул. — Если для блага Марса потребуется пролить кровь, пусть она прольется. Сам генерал-фабрикатор Кельбор-Хал принимает посланников Воителя, и великие магистры Урци Злобный и Лука Хром уже поклялись выполнять приказы Хоруса Луперкаля. Кто мы такие, чтобы сомневаться в их мудрости?
— Так, значит, дело не в вопросах веры, — снова заговорил Кавалерио. — Ты говоришь о мятеже.
После этих слов по залу пронесся общий испуганный вздох. Даже говорить о таких вещах было недопустимо.
Камул тряхнул головой:
— Ты наивный глупец, Кавалерио. То, о чем ты толкуешь, началось много веков назад, когда Император впервые прибыл на Марс и подчинил Механикум своей воле.
— Подумай, о чем ты говоришь! — воскликнул лорд-командор Вертикорда. — Это измена!
В Палате Первых поднялась настоящая буря: принцепсы, модератусы, техники, рулевые и артиллеристы разом заговорили, причем одни осуждали Камула, а другие — Вертикорду.
Старший принцепс Легио Мортис, следуя примеру Кавалерио, обратился к ожесточенно спорящим воинам:
