— Так значит, отец тоже все знал? Господи, Элли, оказывается, все на свете знали, кроме меня.
— Пол просил не говорить тебе об этом.
— Именно мне? Прямо так и сказал: «Только Мэдди ничего не рассказывай»?
— Конечно не так. Он же такой упрямый. Он вообще из тех людей, кто откажется навестить старых друзей, а возьмет и пригласит одинокую пожилую даму в театр или на обед. Боялся, что его болезнь может разрушить мою жизнь. И делал все, чтобы я бросила его. Я не понимала, думала, он злится на меня за что-то. Только позже догадалась, что он хотел освободить меня от себя.
— Ты хочешь сказать, что он обречен и скоро умрет? — При этих словах Мадлен изменила голос.
Свадебный костюм болтался на Элли как на вешалке, до того сильно она похудела.
— Да, он умирает, — кивнула она.
В дверь заглянула Джорджи. Окинула их внимательным взглядом, потом вошла.
— У вас все нормально? — спросила она. Обняла Элли, бросила взгляд на Мадлен. — Ты рассказала ей?
Та кивнула.
— Нельзя больше ждать, давайте отошлем портного, — предложила Джорджи.
— Нет, черт возьми. Я должна быть уверена, что все сделано как надо.
Когда она вышла в гостиную проверить, все ли в порядке с нарядами девушек, Мадлен обернулась к Джорджи:
— В какой он больнице?
— В больнице Святого Варфоломея. Там же, где он лежал осенью. Мы с Ханной по очереди дежурили у него, когда у Элли иссякали последние силы.
— Я понятия не имела об этом, — медленно выговорила Мадлен.
— А ты спрашивала?
— Только не надо говорить так, будто это я виновата. Элли никогда бы не приняла моей помощи.
— Ну, не знаю. Во всяком случае, ваша мать помогала ей всю весну и лето. И помощь ее была очень важна.
Мадлен была задета, но еще больше озадачена.
— Удивлена, что он не рассказал тебе это сам. — Джорджи произнесла эти слова очень многозначительным тоном, и Мадлен стала понятна причина ее недоброжелательности. — Думаешь, я не догадалась о том, что между вами произошло, когда увидела вас тогда в такси? Прекрасно все поняла по вашему виноватому виду. Будем только надеяться, что Элли ни о чем не узнает.
Мадлен спаслась бегством в гостиную и поскорей нырнула в голубое платье. Присутствующие молчали, словно набрав в рот воды. Только портной и его помощница болтали без умолку. Ее платье вовсе не нуждалось в переделке, сидело по-прежнему прекрасно. Портной так и сказал:
— Превосходно.
— Ты потрясающе выглядишь, — подтвердила и Элли. — За платья уже заплачено, и, если не требуется переделок, вы можете забрать их. Каждая из вас сможет надевать их по другим поводам.
Портной и помощница принялись собирать пакетики с иголками и булавками.
— Хочешь, я останусь с тобой? — обратилась Мадлен к сестре. Но в ответе не сомневалась.
— Я вызову тебя, если мне понадобится твоя помощь.
Обеим было ясно, что этого никогда не произойдет.
Мадлен на такси добралась до своего отеля, оставила платье у портье и, вернувшись к ожидавшей ее машине, попросила отвезти в больницу Святого Варфоломея. Автомобильный поток был очень плотным, и когда она наконец добралась туда, время приближалось к обеду. Лечебное заведение оказалось подлинным лабиринтом, по его запутанным коридорам сновали многочисленные посетители. Мадлен всей душой ненавидела больницы. Не добившись ни от кого из служащих толку, она с трудом, но сумела самостоятельно отыскать палату Пола. В дверях ее остановила медицинская сестра и заставила надеть голубую марлевую повязку. Когда Мадлен наконец оказалась в палате, глаза ее заметались и первым она заметила сидевшего на постели, едва переводившего дыхание старика. Слезы подступили у нее к глазам.
На соседней кровати лежал Пол. Погруженный в полудрему, с лицом пепельного цвета, он вполне выглядел на четвертую стадию этой болезни.
— Элли, это ты? — спросил он неуверенно.
У него были поражены зрительные нервы, и он был в состоянии различать лишь тени предметов. Мадлен могла бы догадаться об этом еще при прошлой встрече, но она была слишком занята собственными мыслями и своею ненавистью к нему, чтобы разглядеть то, что происходит в реальности. А этот человек был безнадежно болен.
— Нет. Это я.
— А, младшая сестренка, — усмехнулся Пол. Теперь он отнюдь не выглядел моложаво, от прежней юношеской красоты не осталось и следа. — Не забыла принести цветы и конфеты, чтобы навестить больного как положено?
— Поверить не могу, что ты такой скрытный. — Мадлен присела на один из жестких стульев, что стояли в палате. Взяла его руку в свои и почувствовала, какой холодной и влажной она была. — Тебе следовало рассказать мне.
— Рассказать тебе? О чем? О том, как катастрофически я обделался? О том, что безнадежен в глазах Господа и всех его ангелов? О том, что я разрушил свою жизнь и погубил жизнь Элли? Я места себе не находил от злости на нее.
Его обед стыл рядом, на подносе, совершенно нетронутый. Суп, стакан выдохшейся содовой воды, ломтик хлеба с тонким слоем масла. Сухие губы Пола были покрыты болячками.
— Она не любила меня, — продолжал он.
— Хочешь пить? — предложила Мадлен.
— Виски с содовой, пожалуйста. Двойную порцию.
Она взяла пластиковый стаканчик, поднесла его к губам, и Пол стал тянуть через соломинку.
— У девушек сегодня проходила примерка. Элли выглядела потрясающе.
— Может, одолжишь ей чан с черной краской для траура? Она заслуживала лучшего.
Мадлен опять поднесла стакан к его рту, но он отмахнулся.
— Знаешь, из-за чего я особенно злюсь? Я знал, что это случится, так оно и произошло. Я не могу пошевелить ногами. Ничего не вижу. Я не вижу и тебя, детка.
Мадлен убрала питье и взяла в руки тарелку с супом.
— Ты должен хорошо питаться.
Он смог проглотить всего три ложки супу.
— Все, хватит. У меня будет кровавая рвота, если я съем больше.
Она убрала поднос и, вернувшись, присела на кровать рядом с ним и положила голову ему на грудь. Услышала, как бьется его сердце.
— Бедняга Элли, — произнес Пол. — Достается же ей… В детстве возилась с больной матерью, теперь со мной. Жизнь, проведенная у больничной койки. И я заканчиваю именно тем, что клялся никогда не делать. Она страшно напугана.
— Элли никогда не бывает напугана, — заверила его Мадлен.
Пол резко рассмеялся и тут же закашлялся.
— Ты совсем не знаешь ее, хоть уверена в обратном. Она ужасно боится.
— Тебе вредно разговаривать. Помолчи, пожалуйста. Отдохни.
