Книга Лулу - Владимир Колганов

Ну вот опять! Сколько уже раз давал себе слово не напиваться, и вот изволите ли видеть — снова… Чего я там вчера нагородил? Ах как стыдно! Помнится, писал когда-то — «Слабость останется, враг иль скиталица?». Ну ясное же дело — враг! К скитаниям это мероприятие совсем не приспособлено. Сидишь и наливаешь в себя, как в тот бездонный бурдюк… Впрочем, мысль, она и взаправду теперь незнамо где скитается, а на душе только глухая тоска и пакостное ощущение, будто в который уже раз вляпался в дерьмо. Фу, мерзость! Да чтобы еще хоть раз! По-видимому, правы мудрецы — смысл падения именно в том, чтобы подняться. Встать из небытия, проснуться утром после жестокого подпития и просто в меру сил постараться сохранить себя среди живых. Кстати, я сам это только что придумал. Ах, если бы не сон…

Томочка задумчиво посапывает. То ли придуривается, то ли и в самом деле спит. Я продолжаю настойчиво мусолить ее сосок, но ответной реакции по-прежнему не наблюдается. Видимо, потребность в здоровом, полноформатном сне пересиливает другой не менее значительный инстинкт — необходимость продолжения рода человеческого. В сущности, она права. Если бы люди могли раз за разом отдаваться друг другу исключительно во сне, точнее сказать, в кристально чистой, непорочной фазе сновидения, это занятие потеряло бы значительную долю того, чем оно до сих пор многих привлекает, доставляя ощущение душевного комфорта и приятности. Еще более огорчительным кажется мне то, что в состоянии сонной прострации можно непоправимо перепутать заранее выбранный объект с совершенно никчемным персонажем. А уж дамы, склонные к сомнамбулическим блужданиям по чужим постелям, рискуют вовсе неведомо от чего зачать.

Вот поэтому я настойчиво пытаюсь разбудить Тамару. Мешает только то, что по другую сторону от ее пышного, едва прикрытого простыней и такого соблазнительного тела располагается свояченица, по крайней мере так она представилась. Кстати, весьма и весьма неглупая баба, однако в личной жизни, как показывает опыт, совершенно бесполезная, если не сказать — вреднее не бывает! Нет, ну только представьте себе, что будет, если дипломированного филолога, редактора солидного журнала, а по совместительству лектора из общества по распространению гуманитарных знаний обрядить как на торжественный прием и заставить раздеваться при солидной публике. Кому смешно, а меня от этого юмора мутит, как с очередного перепоя…

На кухне тем временем все громче и громче грохочет табуретка, затем вдруг устанавливается непонятная, ничем вроде бы не объяснимая тишина и чье-то нежное сопрано, переходя в шипящий шепот, умоляет:

— Не надо! Он же все узнает… ах, не надо… я его люблю-у-у…

Но тут же следует сдавленный крик:

— О господи! Хорошо-то как! — и вновь начинают раскачиваться качели. Ну до чего же выносливый народ, оказывается, эти Тамарины сожители!..

Я снова просыпаюсь под грохот табуретки. Нет, должно быть, это мое сердце. Из последних сил грохочут клапаны, выполняет свою тяжкую работу миокард, блуждают в отравленном алкоголем организме потоки то ли алой, то ли бурой крови — да кто ее разберет? И самое главное, что непривычно тяжело, с натугой и абсолютно без всякого желания дышится. Если б можно было, так и вовсе б не дышал… Я вспоминаю то, что произошло вчера, и не могу решить, что лучше — снова заснуть или же совсем не просыпаться? И все-таки, скажет кто-нибудь, что это стучит — мое уставшее от бестолковой жизни сердце или деревянный молоток патлатого затейника, подрядившегося вести торги на пятничном аукционе?

Так уж случилось, что меня при этом не было — мне по службе не положено из своей каморки отлучаться, разве что по неотложным делам. Топтуны из тех, что обычно околачиваются в игорном зале, говорили потом, что подобной схватки за барышню, выставленную на аукцион, никто из них не видывал ни разу прежде. Соискатели «приза» едва не передрались между собой. Их нервных спутниц, оскорбленных в самых лучших чувствах, выносили из игорного зала и укладывали на диван в фойе, где они, ошалело поводя глазами по сторонам, по-видимому, пытались вернуть себе утраченное на время восторженное восприятие окружающей их жизни. Но, отлежавшись, снова возвращались туда, словно бы жаждали вновь и вновь пережить мучительное унижение при виде увлеченных роскошным зрелищем, чуть ли не рыдающих от вожделения мужиков. «Чудо как хороша!» — читалось на алчущих губах. При этом изо рта, заполненного до краев сладкой слюной, вместо предложения очередной ставки доносилось лишь бульканье, как в медном тазике, где варится фруктовое повидло. Надо полагать, именно по этим звукам и ориентировался аукционист.

По счастью, на этот раз дам к торгам не допускали. И тем не менее ставки на удивление резво, словно бы повинуясь кем-то установленному закону, продолжали расти. Хозяева, разумеется, уже довольно потирали руки — ну как же, наметился знатный куш, да при этом еще и бесплатная реклама заведению, так что в следующую пятницу народ, вне всякого сомнения, валом повалит!.. И вдруг все кончилось. Присутствующие, как утверждают, даже не заметили, как прозвучал гонг после удара деревянного молотка и аукционист прокричал свое последнее слово: «Продано!..»