Словарь Матвея
1. Хех — бумага.
2. Сяйке — зайка.
3. Сяка — ну да.
4. Сяка, а? — ну да, чего орешь?
5. Тякатяка — дай пощекочу.
6. Тякатякада — щекочу, смейся!
7. Бырбырбыр — пойдем гулять.
8. Опа — пропало, исчезло.
9. Йо — море.
10. Ие — Ира.
11. Бырбыр Ие — пошли к морю с Ирой погуляем, я сделаю вид, что не понимаю, зачем вы там под пледом копошитесь.
12. Ие Се — Ира Савоськина.
13. Ие Се е? — скажи, куда пропала Ира Савоськина?
14. Ие Се е… — мы что, больше не увидим Иру Савоськину?
15. Оо-о-о — ну и зад у Иры Савоськиной!
16. О-о-о-о Ие — дай потрогать зад, Ира.
17. Пакапака Ие — пока-пока, Ира.
18. Ие — Ира.
19. Ие е — послушай, у нас проблемы: мы оставили на перроне Иру Савоськину!
20. Ие е, йе! — ты что, слепой, бля, ты что, не видишь, мы ее забыли на перроне?!
21. Ие, а?! — я не понял, мы что, не останавливаем поезд, чтобы вернуться за Ирой Савоськиной?!
22. Ие… — слушай, завязывай, я соскучился по Ире Савоськиной.
23. Ие мама — давай оформим ее как маму, в конце-то концов!
24. Ие… — эй, кто-нибудь, в коридоре или там, в тамбуре, никто не видел Иру Савоськину?
25. Ие не? — совсем-совсем ее нет здесь? вы точно искали?
26. Ие папа — слушай, давай поищем здесь Иру Савоськину, она ведь должна быть где-то рядом.
27. Ие — Ира, вылезай, блин, из-под матраца.
28. Ие… — тебя правда здесь нет?
29. Сяйкэ Ие — Ира зайка.
30. Гэ — идите в жопу все, уроды!
* * *
Мимо меня с грохотом пролетает кусок льда. Я пригибаю голову и успеваю прикрыть собой сына. Само собой, специально в него никто не метил, но рынок не место для церемоний. Чайных, бля, церемоний. Я болтаю пакетиком в пластиковом стаканчике, после чего с незаинтересованным видом вытаскиваю пакетик на стол. Ну, не совсем) на стол. На салфетку, скажем так. Ладно, на кусок резаной бумаги, которые здесь выдают, как салфетки. В павильоне без стен, зато с желтой фанерной крышей, освещение трахнутое какое-то: люди словно вампиры, желтолицые гепатитники, блин. Я прижимаю Матвея к себе, глажу по голове и снова усаживаю на стол, круглый, на уровне груди взрослого человека. На таких много лет назад стояли кружки с пивом, а вокруг толпились алкоголики — такие карикатуры я, по крайней мере, видел в журнале «Крокодил» в своем счастливом детстве. Боюсь, у сына такого же не будет. У нас проблемы.
— Это все временно, — говорю я. — Подумаешь, месячишко перебьемся. Дальше будет легче.
— А-а-а, — говорит Матвей.
— Понимаешь, — оправдываюсь я, накалывая на пластмассовую вилку полупрожареную рыбу, — все оказалось, как мне и обещали мои горячо любимые друзья с места прежней работы. Кислород перекрыт. Работы в этом гребанном городе Кишиневе мне и правда не найти. Не дадут.
— А. Сяка.
— Ну да, рыба. А уезжать куда-то — ты еще слишком маленький. Оставлять же тебя кому-то я не желаю, понимаешь.
— Сяка-ся! — говорит Матвей, в этом мы солидарны, мы фактически сутки напролет неразлучны, и нам это нравится.
— Деньги, которые я вымогнул с «Мендосы», закончились. Отдых, понимаешь ли, да еще эти анализы долбанные.
— Фе-фе! — вспоминает Матвей больницу. Конечно, ничего серьезного, но с тех пор, как медицина в Молдавии стала платной, здесь даже в банку поссать стоит бешеных денег, а ссать нам в нее приходилось после моря очень часто, потому что у малыша начались определенные проблемы с аллергией, знать бы только на что…
— Вот-вот, — устало говорю я. — А еще за квартиру, а еще кредит за отопление, которое нам вчера установили, и не потому что я сибарит какой-то, а просто потому что, бляха, прошлой зимой у тебя были ледяные руки, что меня совершенно не устраивает!
— Фе! — потрясает рукой Матвей, я вижу, что ему это тоже не нравилось, ну еще бы, кому понравится спать одетым, в комбинезоне, с шапкой на голове, даже если тебе всего год, и ты ни хрена не понимаешь, задница-то твоя, она все понимает, особенно когда мерзнет.
— Потому что, бляха, центральное отопление в Молдавии такая же лажа, как и ее медицина, — грустно резюмирую я.
— Аха, — лыбится Матвей, и я успеваю подсчитать его зубы, восемь всего, что ли.
— Поэтому, — подбиваю я баланс, — денег у нас почти не осталось. На тебе это не скажется, а вот папе придется, как говорят, затянуть поясок. Которого у меня, кстати, нет, ха-ха. Ремень тоже бешеного бабла стоит.
— Ха-ха, — радуется моему «ха-ха» Матвей.
— И еще, — строго говорю я. — Мне бы не хотелось, чтобы ты неправильно понял. Папа ест на рынке в столовой не потому, что он мудак какой-то, или у него денег нет, или он экономит. Просто папа оригинал. Понял? Я не желаю, чтобы у тебя была травма, когда ты вырастешь. И благодарности мне никакой тоже на хер не нужно. Сам виноват. Не был бы я придурком, работал бы сейчас, как раньше, газетчиком.
