— Сделаю.
Тимур кивнул и мгновенно, не оглядываясь, вышел. В глубине коридора послышался его тихий голос, он кому-то звонил, давал указания. После этого вернулся и снова встал неподалеку от хозяина.
Сергей Тарасович мазнул взглядом по притихшей команде рекламного агентства. Вот незадача… Они все слышали!
— Мы закончим когда-нибудь? — раздраженно спросил он. — Давайте уже снимать!
Фотограф давно был готов к таинству съемки и подошел к камере. Вдруг он сказал:
— Я попрошу вас, снимите с запястья золотые часы, а с пальца перстень с бриллиантом.
— Зачем?
— Они не вписываются в нашу концепцию.
— Молодец, Дима, — кивнула Сотникова. — Я и не заметила.
— Так блестит же…
— А что это за концепция, при которой нельзя часы носить? — Чернобаев хмуро посмотрел на съемочную группу.
Ответила Дарья — с бесконечным терпением:
— Концепция у нас прежняя: вы относитесь к избирателям как к служащим вашей финансовой корпорации. То есть как умный дальновидный руководитель, для кого забота о людях и их нуждах, уважение к индивидуальным правам, обучение и возможность повышения квалификации, справедливость оплаты труда — не пустые слова, а реальные поступки. И кстати, в рамках нашего девиза вы — тоже служащий собственной фирмы, такой же, как все…
Сотникова говорила правильные слова, хотя ее от них слегка тошнило. Вранье это все. Плевать Чернобаеву и на избирателей, и на служащих своей корпорации, которой, к слову, руководят подставные люди, пока он мотается по заграницам и зарабатывает свои миллионы. Ей было и противно, и стыдно… Но не до такой степени, чтобы перестать этим заниматься. Олигарх платит деньги. Этих денег хватит, чтобы к обычной зарплате ребят добавить очень солидные премии. Да и ей самой достанется немало. Деньги очень нужны. Совестью счета не оплатишь, на нее не купишь одежду и еду, не заправишь автомобиль. Если их не будет, то вся ее жизнь переменится и станет уже не ее, не жизнью Дарьи Сотниковой, к которой она привыкла, а чьей-то другой. Так что прочь чистоплюйские мысли, будем зарабатывать, пока дают. Деньги не пахнут, они всегда чистые. А в этом случае — заработанные.
— Дима прав, — сказала она. — Золото нужно снять.
Вскоре съемка закончилась. Устали все: и Чернобаев, и сотрудники агентства. Дарья Николаевна была в основном довольна работой. Хотя ей и казалось, что нечто важное все время ускользало. Она решила: работу прекратить, днем собраться в офисе, где без клиента устроить мозговой штурм и разобраться, какого штриха не хватает для удачного продолжения депутатского пиара.
* * *
В разгар работы на территории строительства снова оказались листовки с текстом и рисунками. Рабочие уже знали, что там может быть, но любопытство пересилило. Один воровато оглянулся, поднял бумагу и начал читать, остальные его обступили.
— «Энциклопедия пыток. Огонь… Зажатые колодкой ноги смазывались маслом, затем к ним подносили открытый огонь, и так до чада горелого мяса и обнаженных костей. Пытка огнем широко применялась во все времена и в Риме, и в Мадриде, и в Москве, и в Пекине, и в лесах Америки, и в африканских джунглях. Были также более экзотические ритуалы, как, например, надевание жертве на голову докрасна раскаленного железного шлема (см. рисунок)».
— Выбрось ты эту мерзость, — сказали читавшему и сплюнули на землю.
— Гляньте, тут снова на обратной стороне записка. «Убирайтесь из Киева, варвары! Или то же самое будет и с вами!»
— Надо в милицию отдать… О, вон бригадир идет, ему отдай.
— Сам отдай…
Рабочие поспешно разошлись.
Напряжение нарастало, оно витало в воздухе. Охранники у ворот хмуро и с испугом осматривали окрестности, а вечером просто и банально напились. Им сразу полегчало. Но не третьей, ночной смене. Работа не заладилась, многие, кто был в курсе происходящих событий, чего-то ожидали. И это что-то произошло.
— А-а-а-а! — раздался вопль от ворот. — Спасите!
Старший смены махнул двумя руками крановщику, вверх — дескать, глуши мотор — и побежал к воротам, позвав с собой нескольких разнорабочих и мастера. Один из охранников, бледный и протрезвевший, испуганно показывал на второго.
— Он… это… там… того… мать…
— Что, блин?! Твою…
— Я ничего не вижуууу!!! — страшно выл мужик в застекленной будке. Он шарил руками вокруг себя, обрушивая на пол стаканы и фонарики, попытался встать и выйти, но упал ничком на землю и закричал еще громче.
Его подхватили под руки.
— Эй, что с тобой? Это я, старший смены, Бронислав.
— Ребята… — Парень сморщился и вдруг заплакал. — Я ослеп… Не вижу ни фига… Совсем… Темнота кругом… Ыыыыыы!
— Но почему? Что случилось?
Он только рыдал и сморкался. Тогда спросили второго, что случилось.
— Та ничого! Сидели, ну, троньки того… Выпили…
— Пить не надо было! Водка паленая! — крикнул кто-то позади старшего. — Или спирт.
— Я слышал, слепнут от технического спирта… — сказал кто-то.
— Та не, добра горилка, — буркнул второй охранник. — Усе нормально было.
Бронислав велел ребятам вызвать «скорую помощь» и спросил:
— Сюда никто не заходил? В воротах был кто-нибудь?
— Та не… А, погоди. Проходил один дедок, попросил прикурить, огня у него не було.
— Когда?
— Та десь из годыну тому… Прикурил и пишов соби…
— Как выглядел?
— Маленький, широкий, весь закутан то ли в плащ, то ли в черное пальто, лицо закрыто капюшоном.
— Ага… Черное, — прошептали сзади.
— Я тебе пошепчу! — рявкнул Бронислав и хотел добавить еще пару слов, наверняка не предназначенных для упоминания в приличном обществе.
Но ему помешали: подкатила «скорая», сверкая синими проблесковыми маячками. Из машины, позевывая, вышли двое — доктор и фельдшер с ящичком. Осмотрев охранника и морщась от его перегара, доктор сказал:
— Давай-ка к нам, внутрь. Давление измерим.
Завели несчастного, продолжавшего плакать, внутрь. Потом вышел молоденький фельдшер.
— С ним вроде все нормально, но он ослеп.
— А то мы сами не знаем! — снова встрял кто-то.
Старший махнул на него рукой и спросил:
— Что-то можете сделать?
— Можем. Мы его увезем сейчас в дежурную офтальмологию Октябрьской больницы, там аппаратура есть. Посмотрят глазное дно и вообще.
— Ладно. Вот мой телефон, если что — звоните.
До утра известий про ослепшего не было никаких. Однако разговоры о нечистой силе набирали силу. Люди уже не боялись начальства. Здоровье, знаете, оно как-то дороже…