– Я не верю в вампиров, – тем временем говорила Ханна. – Ведь тот парень, наверное, был вампиром? Конечно, был. Пещерный вампир. Возможно, один из первых… Но я не верю в перевоплощения.
– Это просто обычное безумие. Это безумие.
– Согласна.
Они перевели дух, глядя друг на друга. А потом надолго умолкли.
Ханна приложила руку ко лбу:
– Я… действительно устала.
– Да. Да. Я понимаю. – Пол зачем-то оглядел комнату, покачал головой и поднялся. – Ну, сейчас тебе лучше всего отправиться домой. Мы поговорим обо всем позже, выясним, что все это на самом деле означает. Какая-то подсознательная фиксация… архетипический символ… и тому подобное. – Он выдохнул и покачал головой. – Ну, ты в порядке? Не будешь переживать? Поверь, тебе совершенно не о чем беспокоиться.
– Я знаю. Знаю.
– По крайней мере, мы оба понимаем: на тебя не нападут вампиры. – Пол рассмеялся, но смех его прозвучал как-то неестественно.
Ханна не смогла выдавить из себя даже улыбку.
– Знаешь, наверное, я провожу тебя, – после недолгого молчания проговорил Пол. – Так будет лучше. Вроде неплохая мысль.
– Прекрасно, – прошептала Ханна.
Он протянул ей руку и помог встать с кушетки.
– Извини, что пришлось облить тебя водой.
– Нет. Все правильно. Я чувствовала себя так плохо… и знала, что дальше меня ждало что-то еще худшее. Просто ужасное… Настоящий кошмар.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю. Но это произошло.
Пол проводил ее до самого порога, и Ханна была искренне благодарна ему за это.
Прямо из прихожей она направилась в кабинет матери. Это была уютная комната, хотя в ней царил беспорядок: на полу валялись груды книг, повсюду были разбросаны инструменты палеонтолога. Мать Ханны сидела у своего рабочего стола, склонившись над микроскопом.
– Это ты, Ханна? – спросила она, не поднимая головы. – Я тут обнаружила секции хаверсовых каналов в костях утконосого динозавра. Очень любопытно. Хочешь взглянуть?
– Ну… не сейчас. Может, позже, – ответила Ханна.
Ей так хотелось рассказать матери о том, что произошло, но она сдержалась. Ее мать была такой здравомыслящей, такой практичной и такой умной…
«Она решит, что я сошла с ума. И будет права. А потом испугается и будет все время думать, как это вышло, что она родила ненормальную дочь».
Конечно, это было преувеличением, но все же Ханна почему-то не могла заставить себя рассказать обо всем. С тех пор как пять лет назад умер ее отец, они с матерью очень сблизились и больше походили на подруг… Но это вовсе не означало, что Ханна не нуждалась в ее одобрении. Ей так хотелось, чтобы мама гордилась ею и считала, что Ханна может сама со всем справиться.
То же самое касалось и записок – Ханна никогда не рассказывала о них. Единственное, о чем мама знала, – это о ее ночных кошмарах.
– Ну, как прошел вечер? – спросила она, не отрывая глаз от микроскопа. – Этот доктор Уинфилд слишком молод… надеюсь, он достаточно опытен?
«Последний шанс. Решайся».
– Все прекрасно, – слабым голосом произнесла Ханна.
– Хорошо. Цыпленок на сковородке. Я скоро присоединюсь к тебе. Сначала хочу закончить с этим.
– Ладно. Замечательно. Спасибо. – Ханна повернулась и вышла.
Ноги ее чуть дрожали. Она расстроилась окончательно.
«Ведь ты же знаешь, мама на самом деле не испугается, – распекала она себя, выуживая кусок цыпленка из сковородки. – Поэтому расскажи ей. Или позови Чесс и расскажи ей. Они лучше разберутся во всем. Они скажут тебе, что все это совершенная чепуха – все эти вампиры, прошлые жизни… Да, ну и проблема!»
Ханна замерла, зажав в руке вилку с надкушенным кусочком цыпленка.
«Я не верю в вампиров и в перевоплощения. Но я знаю, что видела это. Я знаю о Хане такое, чего даже не было в той истории, что я рассказывала Полу. Хана носила тунику и штаны из сыромятной оленьей кожи. Она ела мясо диких антилоп и кабанов, а еще – лососей и лесные орехи. Я знаю, что она делала разные орудия из лосиных рогов, оленьих костей и кремня… О боже, я могу найти кусок кремня и прямо сейчас сделать из него нож или скребок. Я знаю, что смогу. Мои руки помнят, как это делать».
Ханна положила вилку и посмотрела на свои руки. Они слегка дрожали.
«И я знаю, что у нее был красивый певучий голос, чистый, как кристалл… Как тот кристально-прозрачный голос, что звучал в моем сознании. И что же я сделаю, когда они скажут мне, что все это невозможно? Соглашусь с ними? Тогда я действительно окажусь сумасшедшей, как все эти психи в клиниках, которые считают себя Наполеонами или Клеопатрами.
Боже, надеюсь, что я не была Клеопатрой!»
Ханна закрыла лицо руками, не зная, плакать ей или смеяться.
«А как же быть с ним?»
Белокурый незнакомец с бездонными глазами. Парень, имени которого Хана даже не знала, но Ханне он был известен как Тьерри.
Если все происходящее реально, то что происходит с ним теперь?
«Он – тот, кого я боюсь, – подумала Ханна. – Но он не выглядел столь плохим. Он был опасен, но не зол. Так почему же я думаю о нем, как о каком-то дьяволе? И почему меня к нему все равно тянет?»
Потому что ее тянуло к нему и тогда. Она вспомнила, что ощущала Хана, когда в лунном свете стояла рядом с тем юношей. Смущение… страх… и влечение. Какая-то магнетическая связь, возникшая между ними. И то удивительное чувство, когда он прикоснулся к ее руке…
Он пришел к Триречью и перевернул ее жизнь вверх дном… Три Реки.
«О боже, почему я не вспомнила об этом раньше? Записка. В одной из записок было: «Вспомни о Трех Реках». Ладно. Вспомнила. И что дальше?»
Ханна не знала, что и думать. Может, тот, кто водил ее рукой, предполагал, что если она вспомнит обо всем сейчас, то поймет, что делать дальше… но она не знала. Сейчас она была охвачена еще большим замешательством.
Слабый голос, возникший в ее мозгу смутным дуновением холодного ветра, прошелестел:
«Ты вспомнила не все. Ведь так? Пол разбудил тебя прежде, чем ты узнала обо всем до конца».
– Заткнись, – оборвала его Ханна.
Но она не могла отбросить мысли о случившемся. Весь вечер она беспокойно бродила по комнатам, избегая расспросов матери. И даже после того, как та отправилась спать, девушка продолжала бесцельно бродить по дому, то перебирая книги, то переставляя на полках разные безделушки.
«Мне нужно заснуть. Это должно помочь, и мне станет легче», – думала Ханна. Но она не могла заставить себя не то что лечь, а даже присесть.
