— Я подарил ее Адриенне на день рождения, и она придумала имя. Мы не стали менять, чтобы не огорчать ее.
— Оно не делает ее менее красивой. Я назвала свою первую лошадь Сэр Ланселот. Наверное, была очень романтичной.
Александр протянул руку и тоже стал гладить лошадь, их руки заскользили рядом, но не соприкасались.
— Странно, никогда бы не подумал, что вы могли увлекаться рыцарями в блестящих доспехах.
— Мне было шесть лет, и я… — В это время кобыла сильно толкнула Еву мордой в плечо, и она качнулась в сторону Александра, едва удержавшись на ногах. — О, простите ваше высочество.
— Алекс, черт побери! Сколько можно повторять! — И не успела она опомниться, как очутилась в его объятиях. Ошеломленная, Ева не вырывалась, застыла в растерянности. — Меня зовут Александром. Вам обязательно надо заставить меня почувствовать себя не мужчиной, а предметом неодушевленным?
— Я не хотела вас обидеть, простите.
От его близости знакомая горячая волна поднялась и затопила ее, она не пыталась сопротивляться, хотя понимала, что надо убежать, и как можно скорее. Нельзя оставаться с ним наедине. Но он крепко держал ее, и вырываться было поздно.
— Вам так трудно считать меня мужчиной из плоти и крови, а не манекеном?
Еве вдруг показалось, что воздух сгустился, так трудно стало дышать. Она еще нашла силы пролепетать:
— Мне надо найти Беннета…
— Потом. — Александр властно приказал: — Повтори мое имя. Сейчас.
Она видела, как в глубине его глаз пляшут золотистые искорки, как она раньше не замечала их? Скорее не хотела замечать, не позволяла себе.
— Александр, — выдохнула она.
Дикая радость наполнила его грудь.
— Еще.
— Александр, — повторила она, привстала на цыпочки, потянулась и с отчаянием сама прижалась губами к его губам.
Именно этого ей давно хотелось. И, забыв обо всем на свете — где находится, с кем, она страстно поцеловала принца, и он ответил на поцелуй. Холодная отстраненность, которую он носил как броню, исчезла, расплавилась в этом поцелуе.
Тело Евы охватила дрожь, она никогда не испытывала ничего подобного, но была уверена, что ждала именно этого.
А он наконец мог попробовать вкус ее губ, и жадно впитывал его. Пылкость, с которой Ева его целовала, говорила, что она рождена для знойных ночей, полных страсти. Волосы струились под его пальцами, падая ей волной на спину. Это было восхитительно. Он искал в этой женщине спасения и в то же время чувствовал, что она несла в себе опасность.
Ее руки тоже гладили его спину, она прижимала его к себе с необычной для женщины силой, она была обольстительна, соблазнительна и требовательна. Он жаждал ее прикосновений, ему хотелось раздеть ее, чтобы ее обнаженная кожа касалась его кожи. В конюшне было душно, стоял терпкий запах, и с каждым мгновением сдерживаться становилось все труднее. Он хотел обладать ею немедленно, здесь, в полумраке, при тающем розовом вечернем свете, скупо проникающем в окна наверху. Солнце вот-вот сядет, и наступит темнота.
— Ева? — Скрипнула дверь конюшни. — Ты здесь?
Они отшатнулись друг от друга, тяжело дыша, Ева прислонилась к стене, пытаясь обрести голос. Ей удалось это с трудом.
— Беннет, мы уже идем. — Прижав руку к горлу, она восстанавливала дыхание.
— Поторопитесь, я голоден. — Дверь закрылась.
Кажется, на него нашло безумие. Он забыл обо всем. Растворился в ней, в ее поцелуе, запутался в ее волосах, в ее горячих объятиях. Что в ней такого, что делает его невменяемым? Он видел только ее огромные темные глаза. Как может женщина выглядеть такой невинной, хотя только что пылала сама и заставила его от страсти потерять голову.
— Как быстро вы меняете свои привязанности, Ева!
Она сначала не поняла, посмотрела удивленно, потом до нее дошел оскорбительный смысл сказанного, она вспыхнула и, отдаваясь порыву, влепила принцу звонкую пощечину.
— Уверена, что вы меня немедленно выдворите из страны, — ледяным тоном произнесла она, — только помните, ваше высочество, когда вздумаете заковать меня в кандалы, что вы заслужили эту оплеуху в полной мере.
И, сдерживаясь, чтобы не побежать, быстрым шагом вышла из конюшни с таким величественным видом, как будто была рождена королевой.
Он не сразу последовал за ней, хотя захотелось броситься, догнать и немедленно наказать, но не за пощечину, он об этом мало думал. Больнее ударили ее слова, она заставила его почувствовать себя негодяем, хотя он всего лишь дал понять, что удивлен столь быстрой сменой ее симпатий — от одного брата к другому.
Но он желал ее страстно, эту женщину своего брата, так отчаянно, что страсть уже сжигала его.
Он хотел ее с самого начала, с первой встречи, следовало в этом себе признаться. Александр ударил кулаком в стену так, что лошади нервно заржали в стойлах, потом провел рукой по лицу, пытаясь привести себя в чувство. Он сможет побороть это влечение. Брат для него важнее. Любовь к брату не дает выбора. Будь она проклята, эта женщина!
Он выскочил из конюшни и в гневе зашагал к дому.
Глава 4
— Тебя совершенно невозможно застать, — говорила Крис, глядя, как Ева складывает свои старые и самые любимые вещи в чемодан.
— У меня было полно дел. Некогда даже передохнуть.
— Ты уже два с лишним месяца как вернулась из Кордины, но я в основном говорю с твоим автоответчиком.
Крис присела на край кровати. Ева, не отвечая, молча укладывала шелковую темно-голубую блузку прямо на спортивную майку. Крис хотела предложить завернуть ее отдельно, но передумала. Пусть делает как хочет. Ева давно не ребенок.
У них были одинаковые черные роскошные волосы, но у Евы они сейчас были забраны в длинную косу, а у Крис модно подстрижены до плеч и красиво обрамляли лицо. Фамильное сходство было очевидно — высокие скулы, молочно-белая кожа. Разница в возрасте была не так заметна, но у них был разный стиль. Крис имела шарм, отличающий женщин, которые долгие годы работают в художественных галереях и находятся среди предметов искусства. Она вращалась в мире людей с высокими доходами, которые могут себе позволить большие траты. Ева, обладавшая с ранней юности сексуальной притягательностью, относилась к нарядам и косметике небрежно. Но к ней всегда устремлялись взоры мужчин. Когда-то это доставляло старшей сестре много беспокойства. Крис постоянно опекала Еву, но теперь, когда та стала взрослой, восхищалась и гордилась ею.
— Ты снова уезжаешь. Теперь, если мне захочется побыть с тобой, придется ехать в Кордину.
— Это было бы прекрасно. — Ева засунула маленькую косметичку в угол чемодана. — Вынуждена признать, что сейчас мне как никогда нужна моральная поддержка.
— Нервничаешь? Ты?
