— Так уж и танцы? — с легкой ехидцей осведомился недоверчиво Яромир. Он и не заметил, как успел раздеться, оставив в крохотной прихожей пропаленный дождевик и жесткие от огородной грязи ботинки. На ногах инженера теперь красовались невесть откуда взявшиеся войлочные, шитые разноцветными нитями просторные тапочки. Не иначе колдовство!
— Танцы, милок, настоящие! Не сумлевайся! И непременно приходи, сторожу завсегда билет бесплатный, — стала зазывать его бабка на общественно-увеселительное мероприятие. Похвасталась: — Я в нашем клубе на барабанах играю. Еще на тарелках таких, медных. Может, знаешь? Забыла, как называются.
Упоминание о барабанах привело, наконец, Яромира в здравые чувства. Он украдкой стал озираться по сторонам, в поисках сторожевой своей принадлежности. Не то чтобы он слишком стосковался по таинственному инструменту, однако инженер не терпел в делах непорядка.
— Туточки он, не изволь беспокоиться, милок! — Бабка протянула ему из-за спины «лукавую грамоту». И барабан, и перевязь были на месте. Ничуть даже не пострадали от варварского с ними обращения.
Яромир, с некоторым запоздалым бережением, принял от бабки знаки своего служебного достоинства.
Дрых он до полудня. Беспробудно сладко, с необязательными сновидениями, содержанием которых вряд ли заинтересовался не то чтобы маэстро Зигмунд Фрейд, но даже скромный рядовой психоаналитик. Порхали обрывки из путешествий на пригородной электричке, мерещился перестук колес, временами возникала дорога, а вдоль нее изгородь. Яромир и во сне, видимо, никак не мог успокоиться, отдышаться, остановиться. Несмотря на подсознательную маяту, все же выспался он на славу. Встал голодным и бодрым — время шло к обеду, — без церемоний кликнул бабку Матрену. Нынешний должностной статус, очевидно, начал свое проникновение в его скромную природную сущность, либо давала знать о себе недавняя обида на город Дорог.
Бабка к нему не вышла. Тем не менее на пороге комнаты появилось загадочное нечто или некто — воздушная белая фигура, облаченная то ли в многослойный пышный пеньюар, то ли в маскарадный костюм, сшитый из тюлевых занавесок. Соблазнительный низкий голос произнес:
— Чего, сударь, изволите? — И сразу же края прозрачных покрывал, накинутых сверху на голову и лицо существа, разошлись в стороны.
Перед Яромиром стояла женщина. Не слишком старая, но явно не первой молодости. Хотя как раз-таки в молодости таинственная белая дама определенно была красавицей. Заметно потасканный вид, указывавший без сомнений на бурное чувственное прошлое, портил все дело. Иначе, возможно, и по сей день женщина эта не утратила бы звания прелестницы. Бледно-желтый, нездоровый цвет лица, чрезмерно заостренный носик, расплывчатый рисунок крупного рта свидетельствовали о еще одном распространенном пороке питейного свойства.
— А где бабка? — выпалил первое, что подвернулось на язык, инженер. Но сразу оговорился с виноватым полупоклоном: — Я, собственно, спрашивал Матрену. Здешнюю хозяйку. Не затруднительно ли будет позвать?
— Позвать будет затруднительно, — эхом отозвалась женщина в белом и более не добавила ничего. Глазища ее, наглые и по-лягушачьи зеленые, уставились на Яромира, вызывающе и одновременно безмятежно.
— Отчего же? — продолжал вопрошать Яромир, чувствуя — медленно, но верно его одолевает неловкость от происходящего.
— Оттого, на службе Мотя. Стало быть, я выйду ейная сестра. Нюра. Можно Нюша, только без фамильярности, коли вы настоящий кавалер, — жеманно проворковала дама в занавеске, игриво хихикнула в широкий рукав.
— Я — не настоящий, — в испуге предупредил Яромир, вспомнив сказания бабки о «сестре родной, до мужеского полу падкой». — Но фамильярничать не стану, даю в том слово.
— Тогда ступайте за мной. Обедом кормить вас буду. Иначе Мотя крепко заругается. — Одеяние Нюры или Нюши закрутилось столбом в нежный тюлевый вихрь, освобождая инженеру проход.
Пока он ел — угощение, надо сказать, вышло первый сорт, — бесстыжая Нюрка смотрела на него в упор не отрываясь. Нарочно села с противоположной стороны, подперев костлявым кулачком острый маленький подбородок, сообщавший в целом всему ее лицу нечто хитроватое, лисье. Так он и окрестил, невольно про себя, доморощенную развратницу — Лисичка.
Инженер знал: отныне и впредь именно этим прозвищем будет обозначать он в уме бабкину сестру, словно навесил на Нюшу ярлык. Яромир часто, хотя далеко не всегда, поступал подобным образом с разными людьми, произведшими на него карикатурное впечатление. Тут главное было — не проговориться вслух, осторожничать, чтобы случайно сорвавшееся слово не вызвало вдруг обидного недоразумения. Лисичка, что ж. Пусть будет Лисичка.
Однако, к примеру, ни бабке Матрене, ни тем более председателю и градоначальнику Волгодонскому никаких прозвищ Яромир в свое время дать не захотел. Несмотря на издевательское платье одной и откровенно неуместные костюмы другого. Нечто незримое и нехорошее, издалека устрашающее, определенно привиделось инженеру в их сущностях, а ведь именно дурашливый мэр и заполошная подавальщица чайной приняли в его судьбе самое горячее участие. Лучше бы они этого не делали, но держались подальше. Несправедливо подумалось вдруг Яромиру, он устыдился слегка собственной предвзятости.
Борщ, наваристый, из свежей капусты, не какие-нибудь кислые щи, был им доеден без остатка. Вдобавок уничтожены три пампушки с чесночной приправой, кусок сытного говяжьего филе, приготовленного на пару, полмиски взбитого на молоке картофельного пюре, сладостно пористого и без единого комочка. На клюквенный кисель инженера уже не хватило, он попросил у Нюши чаю. Лисичка метнулась в кухонную пристройку, затейливым шлейфом вспорхнули за ее спиной непослушные, цепляющиеся за все на свете тюлевые облака покрывал. Мало практичное одеяние для провинциальной полусельской жизни, но Яромир был гостем и постояльцем, да еще бесплатным нахлебником, поэтому решил воздержаться от замечаний. Лишь на секунду представил Нюшку в развевающихся занавесочных нарядах, скажем, на приусадебном огороде, как сразу глумливый смешок непроизвольно вырвался наружу. Хорошо, бабкина сестра вряд ли могла его слышать.
После двух чашек чаю, опасливо не рискуя дожидаться дальнейшего развития событий, Яромир вырвался из цепких Нюшкиных коготков на свободу, то бишь на улицу, отклонив коварные предложения истопить для него баньку (да ведь нынче суббота! — припомнил он бабкины распорядки), подстричь отросшие как попало волосы отчего-то под старомодную прическу «гарсон», даже почитать для инженера вслух, из книжки и с выражением, «Реквием» Ахматовой.
Оказавшись за пределами чересчур гостеприимных стен бабкиного домика, Яромир вспомнил лишь теперь, что так и не удосужился ознакомиться с внутренним содержанием города Дорог. В плане осмотра достопримечательностей, уездно-сомнительного качества, возможно, краеведческого музея, непременно где-то существующей рыночной площади, имеющихся в наличии магазинов — винно-водочные мужественно по боку. Выяснить, на всякий маловразумительный случай, расположение хваленного бабкой клуба, Яромир тоже держал в уме.
