Патер Иероним содрогнулся. Он не туда попал, очутившись в безбожном мире. Как бесконечно далеко отсюда в страхе Божьем жил он среди братии в монастыре.
Он чувствовал себя так, будто его откомандировали сюда черту на подмогу.
Фолсом был ученый, исследователь, человек из мира, с которым церковь столетиями безуспешно боролась. Теперь они ковырялись в творении, дошли уже до того, чтобы изменить его, манипулировать им. Что там познания Галилея или Кеплера в сравнении с этим греховным святотатством! Патер в эту минуту сожалел о том, что церковь в предыдущие века не довела свою работу до конца.
«Однако есть еще надежда», — думал патер Иероним.
Вот уже более двадцати лет эти новые кумиры твердили о плодах генной терапии. Они будили ожидания, которых так и не смогли оправдать до сих пор. Где те люди, что исцелились генной терапией? По-Божески ли это было — оставить их ни с чем? На Божьем ли пути пал жертвой этот молодой человек? Патер внутренне хватался за эту соломинку.
— Что вам рассказал доктор Дюфур? — спросил Фолсом.
Патер медлил с ответом, учуяв ловушку.
— Как вам известно, все, что здесь делается, подлежит строгому соблюдению секретности. Наука функционирует так же, как и все остальное в этом мире. У нас тоже успех на восемьдесят процентов определяется деньгами. Вы, наверное, догадываетесь, как ждут нашей ошибки конкуренты. Доктор Дюфур не раз заверял меня, что на вас можно положиться. Самолет стоит наготове, я должен лететь в Бостон. После этого нам следовало бы еще раз поговорить. Я уже думал о том, чтобы в качестве благодарности сделать соответствующее пожертвование вашему монастырю.
Фолсом подвинул по полированной поверхности стола чек.
Патер испугался, прочитав сумму. Это была ровно та сумма, которую ему необходимо было выложить за назревшую реставрацию маленькой часовни.
Фолсом обошел вокруг стола.
— Сойдемся на том, что смерть молодого человека есть не что иное, как выбоина на дороге, ведущей к успешной генной терапии.
Патер Иероним взял чек, скомкал его. Затем подошел к Фолсому и ухватил его левой рукой за затылок. Фолсом дергался в мертвой хватке священника, пока тот правой рукой заталкивал чек ему в рот.
Глава 6
Тоскана
Ночь с четверга на пятницу
— Без медикаментов мне долго не продержаться. Мне нужны силы еще на одну поездку. Понти обо всем побеспокоится.
Форстер натужно кряхтел, поднимаясь. Подбежал слуга, хотел ему помочь, но Форстер грубо рыкнул и прошипел проклятие. Потом, казалось, вспомнил про свои слова и дал подхватить себя под руку, шатко удаляясь в дом.
Крис встал и потянулся. Вскоре после этого во внутренний двор вышел Понти, как всегда, в темном костюме. Крис видел, что под его пиджаком что-то есть.
— С оружием? — спросил Крис.
— Ты же знаешь. Ни шагу без него! — Темные глаза сверкнули, и по узкому лицу итальянца скользнула чуть ли не смущенная улыбка. Он провел пятерней по коротким волосам: — Я был изрядно удивлен, когда охрана у ворот доложила мне, кто приехал.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Крис.
Понти криво улыбнулся, спокойным движением налил бокал красного вина и поднял его за здоровье Криса:
— Ты новый человек в игре. Я ничего не знал. Ты — шахматный ход большого мастера, и этот ход он состряпал совершенно самостоятельно.
Крис отрицательно покачал головой. Антонио Понти был телохранителем антиквара, тем человеком, которому Форстер доверял свою жизнь.
— Ты хочешь сказать, что Форстер тебе больше не доверяет?
Итальянец энергично помотал головой, отрицая этот домысел:
— Нет, я совершенно так не думаю. Однако в последние месяцы он проявляет склонность к своевольным поступкам, которые даже не обговаривает со мной.
— А он должен обговаривать?
— Должен бы. — Понти отпил глоток вина, мимикой изобразив высокую оценку напитка: — А вот вкус у Форстера пока не пострадал. Ты же сам понимаешь, каково в нашем деле. Чем больше знаешь, тем лучше можно подготовиться. Безопасность — дело не одностороннее.
— А он в опасности?
— Не больше, чем всегда. — Понти задумался: — Вообще-то, даже меньше. Он почти не выезжает: болезнь. Живет уединенно, больших дел больше не затевает. Сошел с дистанции. Он действительно готовится к своему концу. Кому он теперь нужен?
— Ты можешь хотя бы сказать мне, о чем именно идет речь?
— А я как раз хотел узнать это от тебя. Он не говорил мне о твоем приезде. Я и сейчас понятия не имею, в чем он собирается тебя задействовать.
— Я тоже до сих пор ничего не знаю. Кроме того, что он хочет совершить покаяние!
Понти заржал:
— Ну пройдоха! Никому не доверяет.
Крис перевел взгляд с задумчивого лица итальянца вниз, на кисти его рук. Они были тонкие, однако, несмотря на это, сильные и развитые. Крис заметил, как нервно они двигались, потирая ножку бокала.
— Для чего ты здесь, Зарентин?
— Для транспортировки, Понти.
— Но это уже организовано. Для этого ты нам не нужен.
Крис пожал плечами и повернулся, чтобы уйти:
— Таково задание.
* * *
Несмотря на недосыпание в предыдущие дни, Крис проснулся мгновенно. Он затаился с открытыми глазами, ожидая шороха, движения, чего-нибудь, что объяснило бы ему, почему он проснулся.
Потом он повернулся на другой бок и глянул на свой маленький дорожный будильник. Только что минуло три часа.
Он перевел взгляд на окно, створки которого были распахнуты настежь. Его комната располагалась в гостевых покоях у самого торца виллы на втором этаже.
Внезапно он услышал шорох. Будто чей-то быстрый и неосторожный шаг привел в движение гальку, и она зашуршала.
За окном кто-то двигался. Или что-то.
Ну и что с того? Есть охрана, и в пультовой днем и ночью дежурят, туда сведены мониторы со всех камер видеонаблюдения.
«Охранники двигаются иначе, — подумал Крис. — Равномерным уверенным шагом: мол, слышите, я здесь! — и никак не тайно, не крадучись».
Послышался скрип, кто-то тихо чертыхнулся, что-то стукнуло.
Крис выскользнул из кровати, бесшумно прокрался к окну и осторожно выглянул наружу. Посыпные дорожки бледными лентами выделялись в свете звезд на фоне темных кустов и цветочных клумб. Никакого движения. Он выжидательно замер. Ничего.
Потом снова звук. Он исходил с торцевой стороны виллы, которая не была ему видна. Будто кто-то кашлянул. Один-единственный раз.
Это покашливание было ему знакомо.