Он посмотрел на Ицхака Талмана, начальника оперативного отдела ВВС. Все повернулись к Талману.
Поднявшись, Ицхак Талман подошел к окну и задумчиво посмотрел вдаль. Высокого роста, симпатичный, с подстриженными на военный манер усами, он выглядел именно так, как и должен выглядеть в представлении многих отважный летчик Королевских ВВС. Говорил Талман на смеси плохого иврита с еще более плохим идишем, сдобренной английским акцентом. Как и полагается британскому офицеру, манеры его отличались сдержанностью, отстраненностью и невозмутимостью. Но при этом, подобно многим офицерам Империи, служивших ему примером, Талман лишь играл определенную им для себя роль. Он был по натуре человеком в высшей степени нервическим и эмоциональным, но тщательно скрывал это.
Отвернувшись от окна, Талман заговорил сухим, официальным тоном:
– Мой лучший боевой офицер, Тедди Ласков, лично возглавит отряд специально отобранных летчиков, которые полетят на лучших в мире истребителях. В данный момент они как раз тем и занимаются, что готовят самолеты к вылету на дальней стороне поля. Тедди Ласков уверил меня, что он сможет засечь, отследить, перехватить и уничтожить любую воздушную цель, включая ракету класса «земля – воздух», «МиГ» или самого сатану, если только тот появится у него на радаре. – Он осмотрел зал, окинув взглядом поверх голов собравшихся мужчин и женщин. – По сообщениям воздушной разведки у террористов нет и никогда не было средств для осуществления воздушной атаки. Но если все же кому-то и захочется произвести такую атаку, ему придется иметь дело с самым мощным воздушным флотом на Средиземном море. – Талман пригладил усы. – Тедди Ласков – лучшее, что у нас есть. Как только самолеты оторвутся от земли, они попадают в зону моей ответственности, которую я беру на себя без малейших колебаний.
Он коротко кивнул и вернулся на место.
Тедди Ласков, стоявший все это время в коридоре, открыл дверь и тихонько вошел в зал. Несколько человек повернулись, чтобы посмотреть на объект похвалы Талмана. Ласков сдержанно улыбнулся и поднял руку, призывая не обращать на него внимания, после чего встал у стены.
Мириам Бернштейн уже несколько секунд пыталась привлечь к себе внимание Хоснера, но тот упорно игнорировал ее знаки. Он еще раз провел взглядом по лицам собравшихся, повернулся к сидевшим у стены и, лишь удостоверившись, что других желающих выступить нет, попытался подвести черту:
– Хорошо, если…
Мириам Бернштейн поднялась со стула:
– Простите…
– Да?
– Я бы хотела кое-что добавить.
– О!
– Благодарю вас. – Она улыбнулась Хоснеру, который сделал вид, что не заметил улыбки. Переложив какие-то бумаги, Мириам подняла голову: – Я внимательно слушала все, что здесь говорилось, и на меня произвели должное впечатление принятые меры предосторожности. В то же время мне трудно отделаться от беспокойства, вызванного царящим здесь духом и той формой, в которой выражалось мнение выступавших. Господа, мы отправляемся на эту конференцию, чтобы заключить Договор о мире. – Мириам обвела взглядом коллег, поочередно задерживаясь на каждом, и после небольшой паузы продолжила: – Это очень хорошо – сбивать все, что появится в небе, посылать военных разведчиков в соседние страны, допрашивать с пристрастием подозреваемых – и в определенных обстоятельствах вполне оправданно, но сейчас, в этот исторический момент, я бы хотела пойти на некоторый риск и явить миру не столь агрессивное лицо. Не стоит уподобляться ковбоям, являясь на заседание Объединенных Наций с дымящимися револьверами. Пусть люди видят, что мы приехали договариваться о мире.
Мириам вздохнула, подумав о том, как трудно найти слова, обращенные к разуму, но не звучащие признанием слабости. В течение многих лет ее имя прочно ассоциировалось с миролюбивым крылом ее партии, и она чувствовала себя обязанной выступить с этим предостережением накануне события, которое могло положить начало мирному процессу урегулирования. За всю свою жизнь она и дня не прожила в таком месте, где не было бы войны. Предвидя возможные протесты и возражения, Мириам подняла руку:
– Я не хочу создавать проблему там, где ее нет. Хочу лишь сказать, что все военные и разведывательные операции следует если не прекратить полностью, то, по крайней мере, свести к минимуму на период переговоров в Нью-Йорке. Мы должны продемонстрировать доверие, а не враждебность. Кому-то придется первым спрятать оружие. Даже если на вашем радаре, генерал Талман, появится сам сатана, не пускайте в него ракету. Постарайтесь убедить его, что у вас мирная миссия и что вы не поддадитесь на провокацию и не совершите акт агрессии. Он увидит, что вы твердо намерены следовать своим путем, и, может быть, отойдет в сторону.
Ее взгляд на секунду задержался на Тедди Ласкове.
Он отвернулся, обнаружив в глазах Мириам то, что видели очень немногие, то, название чему он затруднялся дать.
Мириам посмотрела в окно. Там, на далеких холмах, Хаббани и его люди спорили о том, когда открыть огонь. Горячий воздух хамсина наполнил небольшое помещение, затрудняя дыхание.
– За этим столом есть люди, которые не желают отдавать то, что оплачено кровью. Я понимаю их. Действительно понимаю. И мне знакомы все возражения, которые можно выдвинуть против мира любой ценой. Это не моя философия. Я не призываю вас соглашаться на любые уступки, а лишь прошу в ближайшие несколько дней подумать о том, что я сказала. Благодарю за внимание.
Она села и развернула бумаги.
Никто ничего не ответил. В комнате повисло молчание.
Первым из-за стола поднялся генерал Талман. Подойдя к Тедди Ласкову, он взял его за локоть, и мужчины вышли в коридор. Это послужило сигналом для остальных; присутствующие разбились на маленькие группы, каждой из которых предстояло скоординировать план своих действий с другими.
* * *
Стараясь не воспринимать звучащие отовсюду приглушенные голоса, Яков Хоснер задумчиво смотрел на Мириам Бернштейн. Между ними что-то было. Он это чувствовал. Иногда это «что-то» прорывалось наружу в самый неподходящий момент. Ему вспомнилась – отчетливо, словно это было вчера, – та сцена, когда она отказалась принять приглашение провести уик-энд на его вилле. Воспоминание было не из приятных. Хоснер откинулся на спинку стула и уставился в потолок. К черту ее! У него хватает других дел, помимо Мириам Бернштейн.
За годы работы он получил неоценимый опыт. Палестинцы всегда рассматривали «Эль-Аль» как военную цель, и атаки на авиакомпанию начались едва ли не на следующий день после ее образования в 1948 году. Но самые запоминающиеся операции, попавшие на первые страницы мировых газет, были осуществлены в 1960-е и 1970-е годы. Последний крупный инцидент произошел в лондонском аэропорту «Хитроу», когда террористы попытались захватить принадлежавший «Эль-Аль» «Боинг-747». Разработал операцию Ахмед Риш. Упоминание об этом человеке всегда вызывало у Хоснера гримасу. Один из последних – и возможно, лучший из всей той мерзкой компании. Однажды его арестовали в Международном аэропорту Лод и посадили в военную тюрьму в Рамле. Позднее, уже в 1968 году, после того как Израиль занял твердую позицию, отказавшись от каких-либо переговоров с террористами, Риша обменяли вместе с пятнадцатью другими на израильских пассажиров рейса «Эль-Аль», попавших в руки бандитов при попытке захватить генерала Шарона. Хоснер считал ошибочным решение выпустить Риша, и последующее развитие событий доказало его правоту.
