И без того бледное лицо Бриндизи стало совсем белым. Прежде чем бросить вызов своему противнику, он сложил пальцы домиком и прижал их к губам, стараясь сохранить хладнокровие.
– Как вы помните, ваше святейшество, ваш предшественник давал поручение провести такого рода исследование и представил его миру в 1998 году. Я не вижу причин повторять работу Поляка, тем более сейчас, когда перед церковью стоит множество других и, осмелюсь сказать, более важных вопросов.
– «Мы помним»? Этот документ следовало бы назвать «Мы просим прощения». К сожалению, он оказался недостаточно глубоким. Не хватило ни самокритичности, ни настойчивости в отыскании правды. В результате – еще одно оскорбление тем самым людям, чьи раны мы желали исцелить. Что в нем утверждалось? Что церковь не совершила ничего дурного. Что мы пытались помочь. Что некоторые помогали больше, чем другие. Что убивали немцы, а не мы, но в любом случае нам очень жаль. Постыдный документ.
– Некоторые могут посчитать постыдным то, как вы отзываетесь о труде своего предшественника.
– У меня нет ни малейшего намерения осуждать старания Поляка. Сердце у него было там, где надо, но, как я подозреваю, он не пользовался достаточной поддержкой со стороны курии. – «Со стороны таких, как ты», – подумал Лукчези. – Именно поэтому документ сказал так мало, если вообще что-то сказал. Из уважения к Поляку я представлю новый проект как продолжение прежнего, вдохновленного им.
– Еще одно исследование могут счесть замаскированной критикой, как бы вы его ни представляли.
– Вы ведь входили в состав группы, написавшей проект «Мы помним», не так ли?
– Это так, ваше святейшество.
– Десять лет, чтобы написать четырнадцать страниц.
– Размышления и точность требуют времени.
– Как и обеление.
– Я возражаю…
Папа не дал ему закончить.
– Вы выступаете против пересмотра этого вопроса из опасения навлечь позор на церковь или потому, что боитесь потерять шансы занять мое место, когда я уйду?
Бриндизи опустил руки и поднял глаза к потолку, словно готовясь произнести цитату из Святого Писания.
– Я выступаю против пересмотра этого вопроса потому, что такой пересмотр не даст нам ровным счетом ничего, но зато пойдет на пользу тем, кто желает уничтожить нас.
– Постоянный обман и уклончивость куда более опасны. Если мы не говорим о проблемах честно и открыто, то тем самым помогаем нашим противникам. Мы губим себя сами.
– Если и мне позволительно высказаться честно и открыто, то я скажу, что ваша наивность в этом вопросе поразительна. Что бы ни сделала и что бы ни провозгласила церковь, это не удовлетворит проклинающих нас. Скорее лишь добавит масла в огонь. Я не могу допустить, чтобы вы порочили репутацию церкви и ваших предшественников, вытаскивая на свет эту глупость. Пий Двенадцатый заслуживает канонизации, а не поругания.
Атрибуты папской власти еще не испортили Пьетро Лукчези, но явное неповиновение, проявившееся в словах кардинала, всколыхнуло его гнев. Он заставил себя говорить спокойно, однако человек, сидевший по другую сторону стола, прекрасно понял, какие чувства и какой смысл были вложены в негромко прозвучавший ответ:
– Уверяю вас, Марко, тем, кто желает провозгласить святым Пия, придется перенести надежды на следующий конклав.
Длинный и тонкий паучий палец кардинала пробежал по ободку кофейной чашки и замер на краю, как изготовленное к бою копье. После затянувшегося молчания Бриндизи прочистил горло и сказал:
– Поляк много раз приносил извинения за отдельные прегрешения сыновей и дочерей церкви. Приносили эти извинения и другие прелаты. Некоторые, как, например, наши братья во Франции, ушли по этому пути намного дальше, чем мне хотелось бы. Но евреи и их друзья в средствах массовой информации не успокоятся, пока мы не признаем, что были не правы, что не прав был его святейшество папа римский Пий Двенадцатый. Они не понимают – а вы, ваше святейшество, похоже, забываете, – что церковь, как воплощение Христа на земле, не может быть неправой. Церковь и есть сама правда. Если признать, что церковь или папа римский ошибаются… – Он оставил предложение недосказанным, потом добавил: – С вашей стороны было бы большой ошибкой выдвигать вышеупомянутую инициативу. Серьезной ошибкой.
– В этих стенах, Марко, слово «ошибка» имеет очень большой вес. Оно некорректно. Уверен, вы вовсе не вознамерились обвинить меня в том, что я ошибаюсь.
– У меня нет желания заниматься анализом своих слов, ваше святейшество.
– А что, если хранящиеся в секретных архивах документы расскажут иную историю?
– Такие документы должны оставаться там, где находятся сейчас.
– Я единственный человек, в чьей власти открыть документы секретных архивов, и я принял решение сделать это.
Пальцы кардинала поглаживали золотой наперсный крест.
– Когда вы намерены выступить с этой… инициативой?
– На следующей неделе.
– Где?
– За рекой. В Большой синагоге.
– Об этом не может быть и речи! Курии не хватит времени, чтобы подготовиться к столь ответственному шагу!
– Мне семьдесят два года. У меня нет времени ждать, пока чиновники все как следует подготовят. Боюсь, именно таким вот образом и тормозятся все дела. С раввином мы уже поговорили. На следующей неделе я отправляюсь в гетто при поддержке курии или без таковой. И, если уж на то пошло, при или без поддержки государственного секретаря. Как говорится, ваше преосвященство, истина делает нас свободными.
– И вы, папа-бродяжка из Венето, претендуете на знание истины.
– Истину, Марко, знает только Бог, но Фома Аквинский писал о культивируемом невежестве, ignorantia affectata. О намеренном неведении, цель которого – уберечь себя от вреда. Пришло время избавиться от ignorantia affectata. Спаситель сказал, что Он – свет мира, а мы здесь, в Ватикане, живем во мраке. Я намерен включить свет.
– Может быть, память играет со мной злую шутку, ваше святейшество, но, если не ошибаюсь, на последнем конклаве мы избрали папу-католика.
– Не ошибаетесь, ваше преосвященство. Но не только католика, а и человека.
– Если бы не я, вы до сих пор носили бы красное.
– Пап выбирает Святой Дух. Мы всего лишь опускаем бюллетени.
– Еще один пример вашей потрясающей наивности.
– Вы будете со мной на следующей неделе в Трастевере?[9]
– Полагаю, на следующей неделе я слягу от гриппа. – Кардинал резко поднялся. – Спасибо, ваше святейшество. Было, как всегда, очень приятно.
– Тогда до следующей пятницы.
– Я в этом не так уверен.
