Вертолет взмыл вверх и, заложив обратный вираж, развернулся и ответил длинной очередью из крупнокалиберного пулемета. Вернувшись на прежний курс, дальше летели без происшествий. Когда приземлились на вертолетной площадке и стали ожидать прибытия машин, Ольга, рассматривая пробоину над иллюминатором, заметила со вздохом:
— Не только в бою можно погибнуть.
— Да, — отозвался Протасов. — Пограничник рискует на каждом шагу. Он постоянно в боевой обстановке. Но, если не мы, то кто еще…
— Но ведь Пров достаточно рисковал, пролил кровь. Ему не в чем себя упрекнуть… если даже он снимет пограничную фуражку.
Генерал понимал настроение Ольги, но все же осторожно возразил:
— Плохо ты, Оля, знаешь своего мужа.
— Может быть. Зато я хорошо знаю себя.
— Ты же по любви, а не на зависть подружкам выходила замуж за красавца лейтенанта. А значит, суждено вам с ним рука об руку идти по жизни.
— И все же…
— Ладно, поживем — увидим. А сейчас поедем ко мне домой. У меня побудешь, пока билет тебе на Москву выправят. В гостиницу не пущу.
— Да я и не возражаю.
— С моей женой поболтаете. Может, поведает она о секретах нашей с ней жизни. Вспомнит, как по заставам кочевали, в клетушках ютились, сколько бессонных ночей она провела. Эх, вернуть бы то счастливое время!
Подрулили две черные «Волги». В первую сели генерал с Ольгой, во вторую — офицеры. Быстро проскочив по улицам города, остановились в сквере возле пятиэтажного панельного дома. Металлическую дверь в квартиру на третьем этаже открыла немолодая, но сохранившая красоту статная женщина, аккуратно причесанная и опрятно одетая.
— Ты снова открыла, не спросив кто за дверью. Я сколько раз тебя предупреждал? — выговорил жене Алексей Михайлович.
— Но кто, кроме тебя, два раза звонит. Да я и сердцем чувствую, что это ты.
— Не подлизывайся, — с деланным недовольством буркнул генерал и пропустил Ольгу вперед.
— Это — Оля. Жена Прова Меркульева. Помнишь его? Да, да, того самого, что спас меня от смерти в Афганистане. Он там сначала по призыву служил, а затем несколько лет был у меня старшиной-сверхсрочником. Принимай дорогую гостью.
Хозяйка радушно улыбнулась:
— Проходи, Оленька. Проголодались, должно быть?
— Не должно быть, а на самом деле, — уточнил Алексей Михайлович. — Только мне не до обеда. Вы уж тут разносольничайте без меня.
— Для чего же я всё готовила? Вот так всегда, — пожаловалась она Ольге. — Стараешься, стараешься… Руки опускаются.
— Руки у тебя золотые, — генерал нежно поцеловал жену. — Постараюсь поскорей управиться, тогда и отдам должное твоему кулинарному искусству.
— Тоже мастер подлизываться. Поезжай, поезжай.
Слушая их шутливые пререкания, Ольга впервые за последние сутки почувствовала, как немного отступила щемящая душу тревога за Прова и появилась уверенность, что всё будет хорошо.
Проводив мужа, хозяйка снова принялась жаловаться:
— Всю жизнь, почитай, вот так: граница дороже дома. Но я привыкла к этому. Ворчу для порядка, а то вовсе о доме забудет.
— Я тоже начинаю привыкать.
— А что нам остается делать? Такая уж судьба наша пограничная! Ну, да ладно, соловья баснями не кормят. Пошли на кухню.
Хозяйка начала накрывать на стол. Ольга попыталась было ей помочь, но та усадила ее в уголок.
— Передохни немного с дороги. Да и тесновато здесь, вдвоем мы друг другу только мешать станем.
7
Милицейская машина остановилась у подъезда жилого многоэтажного дома. Из нее вылез плотный мужчина — подполковник Керим Нуралиев, заместитель начальника райотдела милиции. Он не принял дудаевского переворота, всегда был в рядах его противников и горой стоял за единство с Россией. Несколько раз на него покушались, но безуспешно. Нуралиев привычно осмотрелся, нет ли опасности, и только после этого вошел в подъезд. Снова остановился, прислушался. Поднявшись на второй этаж, позвонил в свою квартиру. За дверью послышался приглушенный голос:
— Керим?
— Да, я.
Женщина была взволнована.
— Тебя просили прийти в дом четырнадцать на улице Ленина. Приходил мальчик.
— Четырнадцатый дом? Постой-постой. Его хозяин — Абдурашид Зарипов, он же дудаевец. Был ранен, в Панкисси лечился. Полтора года с тех пор прошло. Вернулся, значит. Не боится?
— Возможно, хочет сдать оружие. По амнистии.
— Может быть. Иначе побоялся бы. Поужинаю и пойду.
Несколько раз жена пыталась возобновить разговор о неожиданном приглашении, но Керим отмахивался:
— Из воды каймак не получится, сколько ее не сбивай. Вот схожу — тогда всё и узнаем.
Отужинав, Керим пристегнул к ремню кобуру с пистолетом и вышел из дома. Уже совсем стемнело. Осмотревшись, пошагал в ту часть города, где были частные дома, огороженные заборами. Уверенно остановился возле нужной калитки, постучал кольцом о медную пластину под ним. Калитка тут же приоткрылась, и высунувшаяся головка мальчишки вполне строго спросила:
— Никого с вами, почтеннейший, нет?
— Меня пригласили, я пришел.
— Входите.
По дорожке, окаймленной живой изгородью из роз и пионов, прошли к террасе. На ней никого не было. Мальчик указал на дверь в мужскую половину:
— Вам сюда. Входите.
Нуралиев был удивлен таким явным негостеприимством. Пожав плечами, спросил:
— Разве в доме нет хозяина?
— Он ждет вас. Входите.
Вновь пожав плечами и хмыкнув, Керим все же вошел в дом. На секунду зажмурился, ослепленный ярким светом. Никто, однако, не встретил его и здесь. Только спустя некоторое время раздался голос откуда-то из глубины помещения:
— Проходи, Керим, сюда.
Прошел туда, откуда донеслось приглашение. Комната была убрана в восточном стиле. На стенах и на полу — ковры, в нишах — стопы подушек и одеял. Поверх квадратного столика в центре комнаты — достархан. Рядом возлежал хозяин, Зарипов. Даже не пошевелившись, уставился на Керима неподвижным холодным взглядом.
— Устраивайся на подушках. Сейчас принесут чай со сладостями. За чаем и поговорим.
— Я ужинал.
— Поэтому я и предлагаю только чай.
Тот же мальчик, который встречал Керима, внес на подносе пузатый, в ярких маках, чайник с такими же, пылающими маками, пиалами. В хрустальных вазочках — виноградный сахар, халва, изюм, инжир, курага. Мальчик молча переставил все это с подноса на столик и так же молча удалился.
Хозяин разлил чай по пиалам. Отхлебнули, воздав хвалу Аллаху. Молча сделали еще по несколько глотков, и только тогда хозяин заговорил.
