Договорить мне не дали, незнакомка уперла руки в бока поверх добротного серого платья и как пронеслась.
— Явились девки блудливые! Чего вам покоя в ваших канавах нет! Юбки задрали и вперед, к тому, кто поманет пальцем! Да вы… Кто вас вообще сюда звал?!..
Меня еще никто так не обзывал, столько грязи и помоев вылили за день, что казалось, век не отмоюсь. А дамочку все несло, что даже в переполненной таверне все замолкали, только её голос и слышен.
А я молчала, сжав клочок бумаги с печатью от старосты до белых костяшек. Было, откровенно говоря, стыдно и обидно, а еще я злилась. На всех. На профессора Ви Туар. На элитный отряд. На девку в прошлой таверне. На нагов. На людей. На эту незнакомку. И на весь мир в целом.
Краем глаз я заметила, как из потайной двери из-под лестницы вышел мужичек и, узрев дамочку, что обзывала меня последними словами портового моряка, мигом нырнул в толпу зевак, направляясь к нам.
— Закончили?
Устало и бесцветно поинтересовалась, когда легкие нагини все-таки дали о себе знать, и она замолкла, чтобы собрать воздуха губами.
— Ах ты ж…
— Тида!!!
Тот самый мужичек возник между нами из ниоткуда, дернув женщину за руку назад, но, судя по полыхающему взгляду, её это только завело сильнее.
— Не затыкай мне рот, Морин. Я тебе сказала, что не потерплю шлюх в моей таверне.
Твою ж…
— Вы?
Спросил мужчина меня, игнорируя бурную в эмоциях женщину, и я машинально протянула ему сжатую в кулаке записку. Незнакомцу пришлось повозиться, чтобы достать бумажку из моей руке. Тем не менее, мазнув по ней взглядом, он сам себе кивнул.
— Понял. Хвоя, проведи госпожу в пятую комнату.
Юркая девчонка тут же подхватила меня за руку и даже умудрилась взять одну из сумок. Подтащила меня через толпу к лестнице.
— Морин!! Ты меня не услышал! Я…
Вопль дамочки утонул в жестоком и твердом.
— Замолчи, Тида! Она травница, прислана из академии. И если девчонки утром след простынет, то…
Что будет в таком случае, я не дослушала, меня принялись тащить на буксире на второй этаж и, открыв ключом потертую дверь, пригласили войти жестом. Покорно войдя, я и не обратила внимания на обстановку. Лишь где-то на периферии сознания мелькнул вопрос девчонки.
— Госпожа желает поесть?
— Нет. — качнула головой. — Иди.
— Спокойной ночи.
Бросила служанка, аккуратно прикрыв дверь за собой, предварительно поставив ключ на письменный столик у стены. Моих моральных и физических сил хватило лишь на то, чтобы запереть дверь и упасть на кровать. А потом, спрятав лицо в подушке, тихо зареветь.
Порой надо выплакаться. Так говорила мама.
* * *
Утром проснулась с тяжелой головой и больным животом. Я и раньше особо не трапезничала, бегая то на работу, то на учебу, то к сестрам. Но пару бубликов, чтобы на ходу погрызть, имела. А там, глядишь, и за конспектами кусок сухаря поживать удастся. А дома, когда приходила, девочки меня всегда чем-нибудь вкусненьким да горячим кормили. Казалось, почти из ничего. Да вкусно…
А за последние пару дней я только пару пирожков у хорошей подавальщицы поела. Я помнила, что староста распорядился насчет еды для меня, но после вчерашнего концерта спускаться вниз не хотелось, да и есть из рук той змею тоже не рискну.
Как-нибудь разберусь. Правда, в карманах пусто, а есть хочется. Но мне не впервой голодать. Отойдя в ванную, чтобы помыться у специального умывальника, я хоть немного пришла в себя.
Теперь под утренними лучами и комнату можно было рассмотреть. Маленькая. С кроватью у окна, письменным столом около стены и простым столом под окном, впритык с кроватью. Два стула и большой шкаф сразу у двери слева. Скромно и чисто. Жить можно. Я не привередливая. Вернувшись в ванную, я расчесалась перед зеркалом и заплела косу, завязав кончик онной темно-синей лентой из грубой ткани, чтобы не соскользнула.
Переодевшись в чистое белье и теплую вязаную кофту темно-фиолетового цвета с широким горлом и узкими рукавами, а на ноги — теплые чулки и юбку из плотной ткани темно-коричневого цвета, обула свои практичные сапожки с низкой посадкой и, взяв плащ с сумкой, где носила самое необходимое для своей профессии, почти подошла к двери. Да передумала. Выходить через зал совершенно не хотелось, такое чувство, будто все на меня только смотреть и будут. Задумчиво прожевав нижнюю губу, я остановила свой взгляд на окне. А почему бы нет? Второй этаж — это не так высоко.
На всякий случай оставив ключ в замочной скважине, чтобы разные гадюки нос в моих вещах не совали, я распахнула окно и, перекинув ноги через подоконник, аккуратно спрыгнула на заросли молодого лопуха под окном.
Правда, окно за собой не прикрыла. Ну да ладно, может, никто и не увидит. Воровато оглянувшись по сторонам, я побежала в сторону базара, там среди прохожих, уменьшая скорость шага.
— Ой, дедушка, осторожнее. Я вовремя подхватила большой мешок, что старик нес на себе, видимо, ноша была не по его годам, и я придерживала мешок, чтобы тот не провалился на землю и старца за собой не потянул. Разгрузив тяжесть в телегу не без моей помощи, мужчина в годах с громким хрустом разогнулся и наконец посмотрел на меня.
— Здорового тебе дня, девица. Куда путь держишь?
— В Каменку. — Вздохнула я, решив начать своё исследование с этого села.
— Так и я туда! А ну-ка, запрыгивай в телегу к деду Гриди, довезу с ветерком.
Улыбнувшись такому оптимистическому настрою дедушки, я устроилась поудобнее на сено возле мешков. Всё равно лучше, чем пешком. Да и человек дорогу знает, а я бы заплутала.
Оторвавшись от шумного города, мы погрузились в весеннюю тишину. Но старик в свойственной всем пожилым людям привычке не мог долго молчать.
— К кому-то едешь в Каменках, чай, не местная? Родня там у тебя?
— Не местная, — ответила как есть, откинув голову на тюк с сеном, запахла сушеной травой.
