Егор кажется непробиваемым только для тех, кто его плохо знает. Как раз он, в отличие от старшего брата, крайне вспыльчив.
Кошусь на Крамера, который все еще разговаривает с Олегом. Чувствуя на себе мой взгляд, он поворачивается ко мне и жестами пытается что-то мне объяснить. Выглядит непонятно, и он достает мобильник.
— Обижает не совсем то слово, — я силюсь подобрать точнее. — Больше похоже, что он пробует меня на зуб.
— Линда, если он позволит себе что-то лишнее, ты должна сразу об этом сказать, — предупреждает Егор. — Не надо приносить себя в жертву. Это того не стоит.
Я снова смотрю в сторону Тимура, но на прежнем месте нет ни его, ни Олега.
Это, конечно, очень мило с его стороны. Предлагать мне отступить в любой момент — великодушно, учитывая, что на кону репутация «Неба», но я должна сделать хоть что-то, чтобы наследство отца не жгло мне руки. Внести какую-то лепту для меня означает перестать быть приживалкой.
Мой телефон издает короткую трель. Пришедшее сообщение уведомляет меня: «Вернусь через пять минут, приехал водитель с твоими линзами».
— Ты знаешь, сегодня он вполне ничего. Друзьями мы не станем никогда, но общий язык, думаю, найти сможем. Просто не сразу.
Нашу беседу прерывает мерзкий звук постукивания вилочки по фужеру, привлекающий внимание присутствующих.
— Дорогие друзья, — Раевская берет слово. — Я рада приветствовать вас на этом благотворительном вечере от моего фонда «Горячие сердца». Сегодня мы вместе внесем свой вклад в благое дело. Все вы знаете, как важно для моей семьи помогать бедным сиротам и тем, у кого в жизни ничего своего нет. Я как раз хотела представить вам нового члена семьи. Линда, подойди сюда.
Глава 14
От речей Раевской у меня глаза лезут на лоб.
Она, что, совсем слетела с катушек на почве ненависти ко мне? Подобные подколки меня ждут при каждой нашей встрече, но на людях она позволяет себе подобное хамство впервые.
Да, Егор. Ты спрашивал, не обижает ли меня Крамер? Какие бы между нами ни были трения, но это остается только между нами. А вот твоя мать «обижает» меня значительно сильнее.
Самое ужасное для меня, что сейчас все внимание присутствующий приковано ко мне, все взгляды устремлены на меня. Многие из присутствующих имели дело еще с Кириллом Раевским и знакомы с моей матерью. После того, как братья выделили мне часть наследства, естественно бизнес-среда нашего города узнала, на каком основании.
Так что Раевская бьет не только по мне, но и по матери, которая уже никак не может защититься.
Я готова провалиться сквозь землю.
Обозленный Егор поднимается с места:
— Ну что ты, мама, — в голосе его звенит металл. — Думаю, я лучше представлю новое направление твоего фонда.
Глаза его обещают матери серьезный разговор.
Мне становится еще больше не по себе. Егор парень жесткий, и, хотя мать он любит, но подобные выкрутасы у него не в чести. Раевская даже слегка бледнеет, понимая на какую гарантированную ссору она нарвалась. И если младший сын может ее просто пропесочить и отстранить от управления фондом, если мать не может держать себя в руках даже ради дела. Разговор об этом у них уже заходил. То старший способен на более жесткие меры. Олег вообще не из тех, кто дает женщине власть. Закидоны матери он терпит только до тех пор, пока она не переступает границы. Говорят, он очень похож на отца.
Я Кирилла Раевского не знала, мне сравнить не с чем. Разве что женщины у Олега меняются с небывалой скоростью. Я даже не поручусь, что у него одновременно всего одна пассия.
Пока Егор переключает внимание на себя, я оглядываюсь в поисках места, куда можно незаметно забиться и обнаруживаю вернувшегося Крамера. Не знаю, много ли он успел услышать из речи Раевской, но, очевидно, что-то достигло его ушей, потому что Тимур с каменным лицом сверлит вдову, уступившую сыну импровизированную трибуну.
Словно почувствовав мое внимание, Крамер ко мне оборачивается и, показывая зажатую в руке упаковку с линзами, хмуро кивает в сторону дома. Делаю ему большие глаза, стреляя ими в сторону все еще вещающего Егора. Надо дождаться, пока брат договорит, а то все опять будут смотреть на меня. Но Тимур снова, как упрямый мул, мотает головой. Мол, иди давай.
Стараясь не привлекать ничьего внимания, огибаю беседку и просачиваюсь за украшенными перголами. Я почти крадусь, чувствуя себя отвратительно. Мне удается добраться до крыльца вполне незаметно как раз концу речи Егора, рассказывающего о том, что теперь фонд «Горячие сердца» берет под патронаж не только детский дом, но и детский кардиоцентр.
— Благодарю всех присутствующих за неравнодушие и стремление к добрым делам. Предлагаю поднять фужеры за наш с вами совместный труд на благо общества.
Но звона хрусталя я не слышу, зато до меня доносится знакомый низкий голос:
— Позвольте и мне выразить свое восхищение сегодняшним вечером и гостеприимством его хозяйки, — слово «гостеприимство, в устах Крамера звучит издевательски. — Всегда приятно видеть, что люди не забывают, кому обязаны своим достатком.
Черт побери! Что он творит! Ладно, большинство не в курсе, но есть же те, кто понимают, о чем речь!
А Тимур продолжает:
— Я даже предлагаю новый совместный проект помощи детям с онкологией «Зане».
Благотворительный проект в честь моей матери. Я оглядываюсь на Раевскую, перекошенное лицо которой словно бальзам на мое сердце.
Но шепотки, прокатывающиеся по гостям, заставляют меня пулей залететь в дом.
Нет, конечно, приятно, что Елену макнули в то же дерьмо, что и она меня. Никто не заставлял ее полоскать грязное белье публично, так что она напоролась на то, за что сама боролась. Но как мне теперь возвращаться к этим людям?
Тимуру стоило промолчать.
С самого начала было ясно, что этот прием станет для меня кошмаром, но таких потрясений я не ожидала. Меня в прямом смысле потряхивает. Даже после того, как Крамер дал понять, что не потерпит измывательств надо мной, я не хочу идти обратно и улыбаться всем, кто сейчас заново перемывает кости мне и моей маме.
Я так и замираю в холле, уставившись невидящим взглядом в зеркало, заново переживая унизительный момент. Там же меня и находит Крамер.
— Что ты устроил? — напускаюсь на него я. Это несправедливо, но мне нужно хоть как-то сбросить напряжение. Поцапаться с ним, обвинить его во всем — неплохой вариант спустить пар.
— Ну ты же промолчала, пришлось все взять в свои руки, — не реагируя на
