Собаки
1. Собака романтическая. Это был огромный ньюфаундленд, принадлежавший Элизе Шлезингер. Если верить Дюкану, его звали Нерон; если верить Гонкуру, его звали Табор. Гюстав познакомился с госпожой Шлезингер в Трувиле: ему было четырнадцать с половиной, ей двадцать шесть. Она была красива, муж ее богат; она носила широкую соломенную шляпку, и сквозь муслиновое платье можно было разглядеть ее скульптурные плечи. Нерон, или Табор, следовал за ней повсюду. Гюстав часто шел следом на почтительном расстоянии. Однажды среди дюн она расстегнула платье и стала кормить грудью младенца. Гюстав был потерян, беззащитен, истерзан, погублен. С той поры он не перестает твердить, что короткое лето 1836 года запечатало его сердце. (Конечно, мы не обязаны ему верить. Как там говорили Гонкуры? «По природе он человек откровенный, но в том, что он говорит о своих чувствах, страданиях и любовях, никогда нет полной искренности».) А кому он первому признался в этой страсти? Школьным друзьям? Матери? Самой госпоже Шлезингер? Нет: он признался Нерону (или Табору). Он уводил ньюфаундленда на прогулки по пескам Трувиля и в сыпучей укромности дюн опускался на колени и обнимал пса. Он целовал его в то место, которого недавно касалась губами его возлюбленная (топография этих поцелуев до сих пор вызывает споры: одни говорят — в морду, другие — в макушку); он шептал в лохматое ухо Нерона (или Табора) тайны, которые страждал прошептать в ухо между муслиновым платьем и соломенной шляпкой; а потом заливался слезами.
Память о госпоже Шлезингер и ее тень преследовали Флобера на протяжении всей его жизни. Что случилось с собакой — неизвестно.
2. Собака практическая. На мой взгляд, вопрос о домашних животных, которых держали в Круассе, совершенно не изучен. Они мельком появляются в свидетельствах, иногда с именем, иногда без; мы редко узнаём, когда или как они там оказались, когда и как умерли. Давайте составим подборку.
В 1840 году сестра Гюстава Каролина владеет козой по имени Суви.
В 1840 году в семье живет черный ньюфаундленд, сука по имени Нео (возможно, это имя повлияло на воспоминание Дюкана о ньюфаундленде госпожи Шлезингер).
В 1853 году Гюстав ужинает в Круассе в одиночестве, не считая неназванной по имени собаки.
В 1854 году Гюстав ужинает с собакой по имени Дакно — возможно, с той же самой, что годом раньше.
В 1856–1857 годах у его племянницы Каролины живет ручной кролик.
В 1856 году он демонстрирует на собственной лужайке чучело крокодила, привезенное с Востока; животное впервые за 3000 лет нежится на солнце.
В 1858 году в огороде поселяется дикий кролик; Гюстав не позволяет его застрелить.
В 1866 году Гюстав ужинает в компании аквариумных рыбок.
В 1867 году собака (имя и порода неизвестны) травится приманкой, предназначенной для крыс.
В 1872 году Гюстав приобретает Жюлио, борзую.
Примечание. Если список созданий, по отношению к которым Гюстав выступал в качестве хозяина, должен быть полным, мы обязаны отметить, что в октябре 1842 года он страдал от нашествия лобковых вшей.
Из всех перечисленных питомцев надежные сведения у нас есть только про Жюлио. В апреле 1872 года умерла госпожа Флобер; Гюстав остался один в большом доме, трапезничая за широким столом «tête-à-tête с самим собой». В сентябре его друг Эдмон Ла-порт предложил ему взять борзую. Флобер колебался, опасаясь бешенства, но в конце концов согласился. Он назвал собаку Жюлио (в честь Джулиет Герберт? — если вам угодно) и быстро к ней привязался. К концу месяца он писал племяннице, что его единственная отрада (через тридцать шесть лет после нежностей с ньюфаундлендом госпожи Шлезингер) — обнимать «топ pauvre chien». «Его спокойствие и красота вызывают зависть».
Борзая стала его последним компаньоном в Круассе. Странная парочка — тучный, малоподвижный литератор и поджарый гончий пес. Личная жизнь Жюлио стала проникать в переписку Флобера: он объявил, что пес вступил в «морганатическую связь с юной особой» по соседству. Хозяин и питомец даже болели одновременно: весной 1879 года Флобер страдал от ревматизма и отекшей ноги, а Жюлио — от неназванной собачьей болезни. «Он точно как человек, — писал Гюстав, — у него есть мелкие жесты удивительной человечности». Они оба поправились и протянули вместе до конца года. Зима с 1879 на 1880 год оказалась на редкость студеной. Экономка Флобера сделала для Жюлио пальто из старых штанов. Зиму они перезимовали. Флобер умер весной.
Что случилось с собакой — неизвестно.
3. Собака фигуральная. У госпожи Бовари была собака, подаренная ей лесником, которого ее муж вылечил от воспаления легких. Это ипеpetite levrette d’Italie: маленькая сучка итальянской борзой. Набоков, не жалующий никого из переводчиков Флобера, передает это как whippet (уипет). Прав он или нет с зоологической точки зрения, но половую принадлежность животного он безусловно теряет, а мне это кажется небезразличным. Собака эта приобретает мимолетную значимость в качестве… не то чтобы символа и не вполне метафоры — назовем это фигурой речи. Эмма заводит борзую, когда они с Шарлем еще живут в Тосте: это время ранних всполохов неудовлетворенности в ее душе, время скуки и недовольства — но пока что не падения. Она берет свою борзую на прогулки, и животное — тактично и кратко, на пол-абзаца или около того — становится чем-то большим, чем просто собака: «Мысли Эммы сначала были беспредметны, цеплялись за случайное, подобно ее борзой, которая бегала кругами по полю, тявкала вслед желтым бабочкам, гонялась за землеройками или покусывала маки по краю пшеничного поля. Потом думы понемногу прояснялись, и, сидя на земле, Эмма повторяла, тихонько вороша траву зонтиком:
— Боже мой! Зачем я вышла замуж!»
Это — первое появление собаки, деликатная вставка; потом Эмма гладит и целует ее голову (как Гюстав делал с Нероном/Табором): у собаки печальные глаза, и Эмма говорит с ней, словно утешает опечаленного человека. Она говорит, иными словами (и в обоих смыслах), с самой собой. Второе появление собаки, оно же последнее, происходит, когда Шарль и Эмма переезжают из Тоста в Ионвиль — этим путешествием отмечен переход Эммы от фантазий и мечтаний к реальности и падению. Обратите внимание на попутчика, который едет в одном дилижансе с ними, — это иронично названный господин Лере, торговец заморским товаром и по совместительству ростовщик (финансовое падение не менее губительно для Эммы, чем сексуальное). По дороге борзая Эммы убегает. Битые четверть часа они свищут и зовут ее, потом сдаются. Г-н Лере уже тогда лицемерно ободряет Эмму, рассказывая ей утешительные истории о пропавших собаках, которые возвращались к хозяевам, несмотря на внушительные расстояния; известен случай, когда один пес вернулся в Париж из Константинополя! Реакция Эммы на эти россказни неизвестна.
Что случилось с собакой — также неизвестно.
4. Собака утонувшая и Собака фантастическая. В январе 1852 года Флобер и Дюкан были в Греции. Они посетили Марафон, Элевсин и Саламин. Они познакомились с генералом Моранди, кондотьером, сражавшимся при Миссолунги; он яростно отрицал клеветнические слухи, пущенные британской аристократией, будто Байрон в Греции морально разложился. «Он был великолепен, — сказал им генерал. — Он выглядел как Ахиллес». Дюкан рассказывает, как они ездили в Фермопилы и прямо на поле битвы перечитывали Плутарха. 12 января они направлялись в Элевферы — двое друзей, драгоман и вооруженный полицейский, которого они наняли в качестве телохранителя, — и тут погода испортилась. Хлынул ливень, равнину, по которой они двигались, затопило, скотчтерьер полицейского был снесен внезапным потоком и утонул в пучине. Дождь перешел в снег, тьма сгустилась. Тучи заслонили звезды, и путники оказались отрезанными от всего мира.
