а во второй на меня укоризненно смотрит единственный файл с обзором.
Попутно смотрю на часы. Мне любопытно, позвонит ли мне он ещё раз? Быть может, все-таки встретит? Мысли путаются в голове, как шерстяная нитка, закручиваясь в плотный узел. Я спрашиваю себя, практически, каждые пять минут: Яна, что ты в нём нашла? Почему вы всё ещё вместе?
Но внятного ответа в созданном мной монологе не нахожу.
Почему-то.
Наверное, мне так удобно. Или, я боюсь остаться одна и зарыться в статьях, стать чокнутой, повернутой на науке. Боюсь вновь обжечься, почувствовать привкус одиночества и ненужности. Горько плакать по ночам, а после, ранним утром замазывать свои синяки консилером. Ощущать опустошенность под ребрами, отводить взгляды от счастливых пар, в надежде, что не заплачу вновь.
Да. Мне так удобно. И я машинально даю Пашке второй шанс. Постоянно. Лишь бы не чувствовать себя одинокой.
— Яна Андреевна, — вырывает меня из своих мыслей голос Марка. — Вы бы не могли вздыхать по тише?
Закатываю глаза. Кажется, я понимаю выражение Жени: — он ходячая головная боль, но чертовски обаятелен! Ведь, Марк настолько дотошно ведёт себя по отношению к работе и сотрудникам, но в тоже время, чертовски обаятельно делает замечания. Это балансирование между «плохой» и «хороший» выходит у него недурно. Весьма недурно.
— Вас не учили, что подслушивать не хорошо?
Слышится скрип колесиков и вот, Марк уже смотрит на меня, поглядывая из-за стенки.
— Мы сидим через гипсокартонную перегородку. Ее пропуская возможность равна около 20 дБ, в то время, человеческий голос достигает 30 дБ в помещении.
Я вновь закатываю глаза. И каким же нужно быть дотошным, чтобы на каждый вопрос Вселенной, он знал ответ?
— Вы это в википедии вычитали?
— Я сам составлял там статью по уровню звукоизоляции и пропускного шума.
Чтож. Про дотошность я, кажется, погорячилась.
— В мире существует хоть одна тема, которую вы не знаете?
Марк по-театральному задумывается.
— Нет, не думаю.
Склоняюсь чуть ближе к Марку, ощущая нарастающее напряжение в воздухе.
— А вы, случаем, не в доме всезнайке родились?
Марк ехидничает.
— А у вас аргументы закончились?
— Вопросом на вопрос не отвечают!
— С чего это вдруг?
Я ничего не отвечаю. Пускай, но последнее слово останется за мной.
Не выдержав натиска тишины, и едва ли разгорающийся внутри меня обиды, я привожу в порядок свой рабочий стол и, убедившись, что по чек-листу я все сделала правильно, выхожу из лаборатории, оставив Марка в давящей тишины.
Все как он любит.
Пока иду по коридору, постоянно проверяю телефон на наличие пропущенного звонка или же сообщения. Но, к моему сожалению, там пусто. Даже на чертовой почте ничего нет!
Быстро переодевшись, поправив прическу и освежив макияж (хотя кого я обманываю, консилер и пудра не скроют моего разочарования в отношениях), выхожу из раздевалки. Спустившись вниз, ищу пропуск. А потом вновь вспоминаю, что вход и выход по биометрии.
Я сегодня какая-то рассеянная.
Тяжело выдохнув, даю возможность камере сканировать мое лицо, попутно натянув слабую улыбку, и как только турникеты открывают передо мной стеклянные ставни, выхожу через них.
Сегодня пасмурно. Солнце давно скрылось за густыми наливистыми тучами, будто бы, не желает ласкать город своими теплыми лучами. Я оглядываюсь по сторонам, в надежде, что увижу Рому… В надежде, что он решил просто так пошутить надо мной. Но где-то глубоко внутри себя понимаю, что это неправда.
Он забыл. Снова.
Обещания, сорвавшиеся с его уст теперь равносильны пустому звуку. Он не изменится, как бы мне этого не хотелось. Как бы мне не хотелось видеть в нём ответственного человека, с таким каши не сваришь. Тянуть на себе отношениях за двоих у меня попусту нет сил, а значит, дальше наши дороги расходятся по разным полюсам.
Машинально достаю телефон и набираю его номер. Зачем я это делаю? Почему бы мне просто не приехать домой и не забыть его? Просто исчезнуть, заблокировав номера, ведь… Рома навряд ли вспомнит, что у него есть девушка, просиживая в очередном баре за просмотром футбола.
В трубке слышатся длинные гудки. Долгие. Протяжные. Нудные. Я хотела было уже сбросить звонок, как Рома ответил:
— Алло?
— Привет, — едва ли сдерживая в себе эмоции, я тяжело вздохнула через нос, проглотив всю обиду. — А ты где?
— Ай блин…
Где-то глубоко внутри меня всё ещё тлел уголёк надежды, но теперь, и он потух.
— Забыл, да?
В трубке послышалось мычание. Впрочем, он всё равно ничего попутного сказать не сможет.
— Прости… малыш…
— Нет, Ром, — повышаю голос, обхватив себя руками. — Не прощу. Никогда!
— Ну малыш… я…
— Мне надоело на себе нести отношения.
— Нет, я правда… забыл, милая… — продолжает Рома оправдываться. Однако, мне становится настолько грустно от мысли, что меня вновь променяли на какое-то более важное дело, что чувствую, как подступают слезы.
— Ты даже и не пытался об этом вспомнить.
— Нет, я правда…
— Думаю, что на этом можно поставить жирную точку в наших отношениях.
— Яночка, — молвит тот в трубку, но я даже и слышать не хочу эти лживые оправдания дальше. — Милая моя…
— Пока, Ром.
И кладу трубку.
Закрываю глаза, чтобы полной грудью вдохнуть тяжелый воздух Москвы, как вздрагиваю от голоса, который раздается позади меня.
— Ваши вздохи до добра не доводят.
Марк. Что он тут забыл?
Разворачиваюсь к нему, и вижу, как на его лице застыло изумление, словно, я какое-то привидение, которое именно потревожило ЕГО, а не наоборот.
— У вас что, какая-то личная неприязнь к женским вздохам? — складываю руки на груди и выгибаю бровь, потому что меня жутко раздражаюет его глупые и неуместные возгласы. А попутно, пытаюсь сдержать подступающие слезы, которые вот-вот польются солёной рекой.
— Вы сейчас раздражены, — добавляет Марк, обжигая свои ледяным взглядом.
— Послушайте, Марк, — делаю специально паузу, словно, собираясь с мыслями, — что вы ко мне прицепились?
— Я даже не пытался прицепиться. Я же не….
Врёт. Всё он хотел, иначе, не обращал бы на меня внимание, как на других коллег. Ведь, за эти дни, которые мы проработали с ним я ни разу не заметила, чтобы Марк испытывал к кому-нибудь ещё столь сильное влечение поиздеваться.
— Если вы полагаете, что ваши неуместные шуточки и возгласы в мой адрес, и прочие замечания всегда имеют быть справедливы,
