Ольгой, — стараюсь говорить спокойно, хотя слезы обиды близко и голос изрядно сел.
Кот вскидывает на меня зло блестящие глаза:
— Я знаю, зачем ты это говоришь! Но я не буду жить с тобой. Ты — обманщица.
Как же больно — больно — больно.
Уговариваю себя, что он ребенок, не понимает.
Но причинять страдания это непонимание ему не мешает, увы.
— Это твое мнение. Ты имеешь на него полное право. Также обращаю твое внимание, что бабушка Арина и дедушка Егор мою идею не поддерживают, поэтому ты вполне можешь пожить у них.
Сын фыркает, подхватывает вещи и устремляется в прихожую, куда как раз уже выбрался Рома с двумя большими коробками и чемоданом.
— Пап, поехали, — бросает в пространство Константин, влезает в кроссовки, набрасывает куртку и забирает свои вещи.
Муж издевательски мне кланяется, выталкивает ногой в дверь чемодан и выносит коробки следом.
Дверь хлопает.
Все.
Рома с Котом ушли.
Через некоторое время обнаруживаю себя на кухне за ноутбуком.
Сижу, гляжу в экран, но ни писать, ни читать не могу.
Не могу ничего.
Смотрю в пространство, и беззвучные слёзы текут по лицу, потому что это очень больно.
Очень больно, когда твоя кровиночка, твой ребёнок, тот малыш, из-за которого ты не спала ночами, тот ради которого ты была готова на всё, бросает тебя. Он уходит жить с человеком, до этого растоптавшим твое самоуважение и плюнувшим в душу.
Через час на кухне появилась Лера словами:
— Кот просто психанул.
Сил хватило только пожать плечами. Как-то сразу навалились и годы, и болячки, и общая жизненная беспросветность, от которой я спасалась в своем выдуманном мире романтических грез.
— Он придет в себя, мама, и обязательно раскается, — Лера села рядом и положила голову мне на плечо. — И знаешь, в итоге, Кот всё-таки попросил отца отвезти его к бабушке Алене.
Хорошо, что хоть на это у них двоих мозгов хватило.
Что выкинет Костя в компании с влюбленным отцом и поклонницей Петербурга Ольгой — одному богу известно.
Но вряд ли это будет что-то хорошее.
А мне надо держаться.
Выбора все равно нет.
И еще мне нужен план. И, вероятно, «свободные уши».
Глава 12
То, чего мы не ждем
«Все новое это хорошо забытое старое»
Роза Бертэн
Когда мне в обеденный перерыв позвонила внимательная к моей занятости Анфиска, удивляться сил у меня не было:
— Ну как ты, моя радость? Не вздумай расстраиваться! На развод-то подала?
— Подала. Даже адвоката приличного нашла. Все серьезно.
А что еще сказать? Так гулко в голове и пусто в груди, а болит? Болит, кажется… все.
— Ну и отлично, ты молодец. Пока суд да дело, позицию твою представлять будет. Выдыхай, есть время сейчас, идут ведь уже все эти бюрократические процедуры…
Мне бы Анфискин оптимизм. Хотя без него она бы Марка давно прибила, отсидела бы и вышла уже.
Дивная они парочка.
Не то, что мы получились…
— Ну что там, в позиции у меня конкретно Роману Николаевичу изложено. И хочется мне побыстрее все решить да освободиться от этого ярма.
Устала.
Я от мужа, родни, работы, жизни.
Устала.
А подружка моя давняя все журчала в трубку оптимизмом:
— Вот и славненько, а сейчас, пока у тебя внезапно есть время, я говорю тебе: услышь меня! И быстренько на завтра записывайся в парикмахерскую, на маникюр, педикюр и прочее, что хочешь. Послезавтра мы с тобой посещаем альма-матер, как почётные гости и выдающиеся выпускники. Кстати, прихвати с собой благодарственные письма от губернатора. Вот мы с тобой зажжем, дорогая!
Ой-ой-ой. Только не тусовка.
— Анфиска, не хочется совершенно, — жалобно пищу.
Но, увы.
— Всем обычно наплевать, и они это красиво игнорируют, а я скажу прямо: конкретно сейчас «хочется — не хочется» немножечко не имеет значения.
Как всегда, прямолинейна и однозначна.
Остается лишь уточнить:
— Как так?
Анфиса смеется.
— Ну вот как-то так. Я сказала, что мы идём, а значит, мы идём. Потому как мы с тобой, моя дорогая, уже пять лет вместе никуда не ходили. А пять лет, милочка, срок даже в нашем возрасте.
Вдыхаю, выдыхаю. Представляю ужасный вечер пятницы в четырех стенах с котом и дочерью в лучшем случае.
Зажмуриваюсь и киваю:
— Поняла тебя.
Но тот, кто знает меня хорошо и давно настороже:
— И это здорово, но, кроме того, что ты поняла, ты должна ещё и это сделать, усекла?
Эх, не съехать.
Как всегда с Анфисой, одержимой благой идеей.
— Яволь, принято, — выдыхаю и прикидываю планы на завтра.
Вот таким образом, в «маленьком черном платье» и парадных туфлях на двенадцати сантиметровой шпильке производства Версаче, которые супруг подарил мне та-дам на рождение Кота (и за тринадцать лет я надевала их ровно двенадцать раз в рестораны на годовщину), я и оказалась в актовом зале родного института. Вся такая неожиданная: пожимающая руку ректору в обмен на почетную грамоту, а потом говорящая приветственную речь для бывших соучеников, педагогов и нынешних студентов.
А все Анфиска, зараза.
Вырулила.
Понты и пафос — наше все.
И злостный канцеляризм, да.
— И в заключение, я хочу поблагодарить родной институт за то качественное образование, которое он мне предоставил, а также любимую кафедру, что умудрилась впихнуть меня на практику в администрацию *ского района, где я все эти годы вполне успешно работаю.
Аплодисменты.
Отмучалась.
Спустя полчаса после окончания торжественной части, с бокалом в руке в центре банкетного зала мне показалось, что жизнь моя стала чуточку лучше.
А когда незнакомая горячая рука обвила талию, и смутно узнаваемый голос зашептал на ухо, мне показалось, что я чудесным образом перенеслась лет на двадцать назад:
— Как же ты хороша, Аринка. Годы идут, а тебе всё нипочём. Такая же нежная, сладкая, а как пахнешь…
Если тебе подобные вещи говорят в молодости, это льстит, это здорово, но когда тебе сорок лет и ты находишься в процессе развода, то такое состояние скорее называется шоком.
— Сколько лет прошло, а ведь так забыть и не смог, — продолжает бормотать в макушку Игорь.
Езус-Мария! Чем я думала, когда с Анфиской соглашалась сюда прийти?
Да ничем не думала.
На что угодно была согласна, лишь бы дома в обществе дочери и кота не сидеть. И Лера, и Тигра Второй чудесные, но боль души и