не пришел?
— Твои «друзья» меня не пустили, — я показываю ему на двух верзил позади, и он понимающе кивает.
— Я, наверное, сам виноват. Накричал утром на Дейли, сам не знаю почему. Она расстроилась, но потом сказала мне, что не обижается. Хотя я все равно извинился, — он смотрит в какую-то точку позади меня, хотя по лицу заметно, что он уже вылетел из реальности.
— Не переживай из-за этого, — громко произносит Энни и Пит переводит взгляд на нее. — Дейли очень хорошая и все понимает. — Пит кивает и снова смотрит на меня.
— Я приготовил для тебя кое-что, Финник, — он оборачивается и смотрит на охранника. Тот кивает и достает из кармана какие-то бумажки. Пит забирает их и бережно раскладывает на столе. — Вчера ночью я вспомнил, что обещал тебе кое-что, — он протягивает мне один из листков.
На нем рисунок, нарисованный так же, обычным карандашом. Я узнаю его: на высоком обрыве стоят парень с девушкой и наблюдают за закатным небом и спокойным морем.
Я рассказывал Питу о последнем дне перед Квартальной Бойней, проведенным с Энни и он пообещал мне нарисовать эту картину, если мы оба выживем, что тогда казалось нам невозможным.
— Пит… — только и могу произнести я.
— Это прекрасно, — заканчивает за меня Энни, разглядывая рисунок. — Я слышала, как вы говорили об этом на арене. Вашему разговору даже отвели отдельную программу…
Пит улыбается.
— Только вот у меня нечем это раскрасить. Да и бумаги хорошей тоже нет.
— Это все ерунда, — говорю я. — Мне очень нравится, правда. Можно я заберу его себе?
— Конечно! Они все для тебя, — он подталкивает ко мне все листочки, и я внимательно разглядываю каждый.
Мой взгляд сразу цепляется за один из них: крупным планом нарисована Энни (ее невозможно не узнать). Я внимательно рассматриваю рисунок и замечаю, что ее волосы постепенно превращаются в волны, а темный фон на самом деле является скалами. Непослушные кудри символизирует штормовое море: волны, разбивающиеся о скалы.
Энни позади меня охает.
— Пит, у тебя просто гениальный талант! — говорит она, и Пит, кажется, смущается.
— Мне просто хотелось, чтобы частичка твоего дистрикта всегда была с тобой. И Энни… Ее-то ты точно не забудешь, но зато сможешь увидеть в любой момент, — на секунду Пит становится тем самым парнем, которого я знал до восстания, но его лицо мгновенно изменяется, и я сразу понял почему.
В столовую заходит Китнисс, в сопровождении Джоанны, и идет к нашему столу. Я собираю все листочки и аккуратно кладу их в свой карман. Взгляд Пита был обращен куда-то вдаль, и я дотрагиваюсь до его руки, чтобы он вернулся обратно.
— Спасибо, Пит. Это то, что нужно. Правда, спасибо.
Он улыбается, но уже не так радостно, как пару секунд назад и кивает.
— Надеюсь, это тебе поможет.
Энни под столом сжимает мою руку, и я стараюсь улыбнуться ей как можно искренней.
* * *
Я раскладываю рисунки на столе в нашем с Энни отсеке и еще раз внимательно разглядываю каждый. Мне не хочется прощаться, но я знаю, что придется, причем очень скоро.
— Как думаешь, Пит когда-нибудь станет прежним? — спрашиваю я.
— Нет, — не задумываясь отвечает Энни, но через мгновение добавляет. — Когда все закончится, он станет сильнее. Как и все мы.
— Да… — я сворачиваю все рисунки в трубочку и засовываю их в карман. — Ты права.
— Так будет даже лучше, — Энни улыбается и тянется ко мне. — Тебе идет форма.
Я улыбаюсь.
— Тебе идет беременность.
Она усмехается, но через мгновение становится серьезной.
— Я буду скучать, — ее голос такой грустный, что хочется плакать.
— И я буду, милая. Очень-очень сильно.
— Но мы все равно будем вместе. Помнишь…?
— Конечно, помню. «Это сильнее смерти и страха», — цитирую я нашу фразу.
— Я не хочу об этом думать, Финник…
— И не думай. Думай о ребенке, о себе, о том, что все будет хорошо. Мне так будет легче.
— Хорошо.
— Будь сильной, малышка.
— Обещаю, — ее голос дрожит, но она не плачет.
— Спасибо за это, — я целую ее в закрытые веки, в лоб, щеки, шею, губы. Мне хочется запомнить ее запах, ее нежную кожу. Она гладит меня ладошкой по голове, и я перехватываю ее руку и целую каждую косточку, каждый пальчик. Потом наклоняюсь и целую ее в живот, прислоняясь щекой к своему будущему ребенку. Он, пока что, не шевелится, но я точно знаю, что он меня слышит. — Позаботься о мамочке, пока меня не будет, ладно? — Энни улыбается, и я снова целую ее. — Тебе не понравится то, что я скажу, но я должен. Если что-то случится, ты не должна замыкаться в себе. Живи дальше, воспитывай нашего ребенка и знай, что я всегда буду рядом, — я переплетаю наши пальцы. — Я никогда не отпущу твою руку.
Она смотрит на меня и улыбается. Я уверен, что в любой другой момент она бы уже плакала и билась в истерике, но пару минут назад она пообещала мне быть сильной.
Я целую ее еще раз. Вкладываю в этот поцелуй всю свою любовь.
— Мне пора, — еле слышно говорю я.
— Иди, — так же тихо отвечает она. — Я буду тебя ждать. Настолько долго, насколько понадобится. И не переживай за меня. Пока ты держишь мою руку, пока не отпускаешь меня, все будет хорошо.
Я просто киваю, потому что боюсь, что не сдержу эмоций, если отвечу.
Она улыбается мне.
Я стараюсь улыбаться в ответ.
— Я люблю тебя, Энни.
— Я люблю тебя, Финник.
Я выпускаю ее не руку, но ощущение теплых пальцев в моей ладони остается. И останется там навсегда. Она говорит, что все будет хорошо, пока я буду держать ее руку. А я никогда ее не отпущу.
С огромной неохотой я выхожу из отсека и бреду по пустым коридорам.
Оборачиваюсь. Энни с улыбкой машет мне рукой. Я тоже улыбаюсь, но быстро отворачиваюсь, потому что по щеке начинает бежать слеза.
Как вдруг получилось так, что эта хрупкая маленькая девочка стала сильнее меня?
Мне вдруг хочется смеяться, но я подавляю это чувство, чтобы никто не подумал, что я схожу с ума.
Я просто улыбаюсь.
И ухожу.
Эпилог
Она стоит в толпе людей, сжимая в руках белый платочек, но не плачет. Если быть точнее, ее лицо вообще не выражает ни одной эмоции, и это расстраивает всех даже сильнее, чем если бы она заходилась в рыданиях.
Она одета в темно-серый ситцевый сарафан, который сильно задран спереди из-за огромного живота, волосы
