ледяным тоном поинтересовалась Диана. – В таком случае, я вынуждена буду отстранить вас от своих обязанностей. И молитесь, чтобы за вами не пришли соответствующие службы. С вполне определённым требованием.
- Это смешно! – выпалил Гормен. – Я всегда радел за Алиройю! И если кто-то!..
Но Диана не собиралась слушать это и дальше. Она наконец-то освободилась от его хватки и гордо направилась прочь, стараясь не оборачиваться назад. Советник, вероятно, просто кипел от злобы, но молодая королева не собиралась ему уступать.
Она промчалась по ступенькам с удивительной скоростью, позабыв о том, что корсет мешал дышать, ворвалась в свои – в королевские, если быть точной, - покои и с гневом воззрилась на Малику и собственную мать, невесть что забывшую в палатах правителя Алиройи.
- Матушка, - ледяным голосом произнесла Диана. – Не ожидала вас здесь увидеть. Мне кажется, вы не спешили навестить меня утром или поддержать во время погребальной церемонии?
Но мать не казалась настроенной на ласковые разговоры и вкрадчивые, преисполненные интриг и тайн речи, которым хотела научиться её дочь. Она вскинула голову и взглянула на Диану так, словно единственное чувство, которое вызывала в её глазах собственная наследника – это осуждение.
- Выйди вон, - приказала Диана Малике. – Нечего слушать чужие разговоры… Матушка? Что вы хотели?
Дверь за служанкой захлопнулась, но та, несомненно, устроилась у замочной скважины, пытаясь услышать чужие секреты. Диана не сомневалась в том, что этим занимаются все до единого слуги, даже самые пугливые и самые скромные.
Она взглянула на свою мать и подумала, что совсем не жаждет её видеть. К тому же, женщина даже не пыталась выглядеть сострадающей. Её глаза смотрели удивительно холодно и зло, словно дочь в чём-то провинилась. Диане подумалось, что точно так же она взирала сегодня на Гормена, с осуждением, задаваясь вопросом, зачем он принимает свои решения.
- Мне сказали, ты освободила из тюрьмы этого мальчишку, выдающего себя за седьмого сына Эдмунда. Это глупо, Диана. Ты должна была воспользоваться первым же предлогом, чтобы казнить его. А уж когда такая возможность появилась!..
- Прекрати! – прервала мать Диана. – Ты не смеешь указывать королеве.
- Я – твоя мать!
Они застыли друг напротив друга, удивительно похожие внешне и, пожалуй, так же разительно отличающиеся внутри. Мама всегда искала самые простые пути. Что ж, Диану не удивляло то, что и сейчас она осуждала её за попытку самостоятельно принимать решение. За хрупкой внешностью матушки скрывалась всё такая же хрупкая сила воли, отсутствие терпения и умение отрицать очевидное, когда это нужно.
- Зачем я должна казнить его? – зло спросила Диана. – Почему должна избавляться от того, кто, скорее всего, является настоящим сыном короля Эдмунда? Да я больше сомневаюсь во всех шести кандидатурах вместе взятых, чем в Кэранте!
- Вот потому и должна! – схватила её за запястье мама. – Ты даже не пытаешься держать траур по своему мужу, Диана. Ты не грустишь!
- Всем известно, что мы никогда не любили друг друга.
- Но можно ведь притвориться! В конце концов, побыть немножечко актрисой. А ты делаешь себя первой обвиняемой в этом убийстве. Король Эдмунд умер не своей смертью, Диана, а ты уже заботишься о его сыновьях. Ты позволяешь какому-то крепостному развеять прах Его Величества по ветру, хотя он никогда, никогда не должен быть коронован. Хотя бы из-за своего сословия.
- Он маг, мама!
- А если он будет таким, как его отец? – взвилась мать. – Если причинит тебе боль? Тебе следует бежать от всего этого! И уж точно, короновав кого-либо, стать его названной матерью, а не женой. А потом уехать в родное герцогство и жить себе спокойно, пока не закончится траур, а ты не сможешь стать супругой порядочного дворянина…
Диана не могла сдерживать злость. Почему все, включая мать, возомнили, что имеют право её, королеву, чему-то учить, указывать ей, как жить дальше? Ведь Диана теперь отвечала за Алиройю, за коронацию наследника. И должна вновь отправиться в герцогство и ждать свою судьбу, покорно склонив голову?! Да за какие грехи?
- Никто не имеет права судить меня, - отрезала она. – Ни ты, ни советник Гормен! Я стану женой того, кто унаследует престол Его Величества. Я сама сделаю этот выбор. И если Алиройя будет нуждаться в седьмом сыне, именно он взойдёт на престол. А сегодня за ужином я буду не в траурном платье, а в платье королевы, выбирающей себе равного мужа. И никогда, никогда, слышишь, мама, я не буду грустить о короле Эдмунде, потому что его смерть – это радость всех, кто был с ним близок!.. А теперь уходи. Уходи и не смей никогда пересекать порог моих покоев, пока не получишь на это высокого королевского разрешения.
Мать взглянула на неё так, словно Диана была безнадёжно больна, повернулась к девушке спиной и медленно удалилась прочь, и каждый её шаг сопровождал жуткий шелест тёмно-серого платья…
Глава десятая
Для поминально-праздничного ужина, не до конца траурного, но и уж точно не счастливого, выбрали всё тот же зал заседаний. Вот только теперь голые окна закрывали тяжёлые тёмно-синие бархатные шторы, оказавшиеся оттенка не совсем траурного, словно по велению королевы, всё было тщательно вытерто и вымыто, а стол, за которым в основном решались государственные дела, устлан дорогой скатертью. Теперь он ломился от сказочных яств, о которых даже Диана, герцогская дочь, в былое время не могла и мечтать. Особая магия дворца помогала и поварам, удивительным образом наделяя их талантом, а рецепты блюд, которые поступали на стол к королю, не знал никто, кроме его личных кулинаров.
Диана тоже не надела чёрное траурное платье, которое ей принесла Малика - и, как и те, кто украшал зал перед ужином, остановилась на тёмно-синем цвете, на грани дозволенного. Тяжёлая парчовая ткань, расшитая великолепными узорами, делала её на год или два старше, но зато придавала королевской величественности и уверенности. А свадебное платье, превращённое Эдмундом в траур, она была готова распорядиться сжечь. Или же, если найдёт в себе силы, хотела превратить в горстку пепла собственными руками, своей магией.
За столом было восемь мест - для королевы и сыновей её покойного мужа. Место во лаве стола - для Дианы, напротив, в самом конце - для седьмого сына, а по бокам - по три стула для каждого из детей Эдмунда. Наверное, и принцев-бастардов предупредили о том, как они должны рассесться, потому что ни у одного из них не возникло лишних вопросов.
Хордон казался очень бледным, но это не удивляло. Усталость так и отпечаталась на его
