Пошли.
Записки
Письмо Архивариуса в Изгнании, запрещено для распространения в Кодексе, заархивировано для будущего изучения.
Всем на просторах Александрийской Великой библиотеки: я призываю вас на нашу защиту.
Никогда прежде Великая библиотека не сталкивалась с подобного рода предательским восстанием, совершенным своими же членами. Как законный архивариус этого огромного и древнего института, я заявляю вам, что без вашего активного участия и непоколебимой верности Великая библиотека падет. Свет, который горел на протяжении тысячелетий, угаснет из-за мелочной, эгоистичной жадности кучки недовольных повстанцев. Мир погрузится в хаос и варварство и развалится на мелкие кусочки, которые будут грызть друг другу глотки за растерзанную плоть древнего чуда. В ваших силах предотвратить все это.
Я призываю каждый серапеум, каждого капитана на поле боя, каждого гражданина: защищайте нас. Пошлите Александрии помощь. Уничтожьте мятежников и восстановите порядок, прежде чем станет слишком поздно.
Как только любое из национальных государств высадит свои войска на берегах Александрии или пересечет ее нерушимые границы, Великая библиотека прекратит свое существование.
Будьте осторожны.
Война близко.
Война здесь.
Глава третья
Халила
Профессор Мурасаки остановилась у формального трона архивариуса и легонько прикоснулась пальцами к старому-старому дереву, из которого тот был вырезан.
– Мне казалось, он будет более… изысканным, – сказала она. – И может, более удобным.
Халила подавила желание улыбнуться. Здесь улыбкам не место. Здесь, в Приемном зале архивариуса Великой библиотеки, огромном мраморном пространстве с лотосовидными колоннами, ряды которых уходили вдаль. В зале находился лишь один механический страж: Гор высотой в два этажа, который стоял за троном. Он был впечатляющим и красивым, из черного камня и золота, с яркими бирюзовыми глазами. Гор держал табличку писца в одной руке и стилус в другой… однако у стилуса кончик был заточен, как у ножа, а размером он был с настоящий меч.
Трон стоял на возвышающейся позолоченной платформе, которая располагалась на спинах двух покоящихся золотых сфинксов. К трону вело семь ступенек, это число считалось у древних египтян священным. Четыре горящие жаровни были установлены в четырех углах: еще одно священное число. И всюду пахло навязчивыми ароматическими травами.
Однако благодаря некой инженерной хитрости воздух в помещении казался прохладным, несмотря на влажную духоту снаружи.
Халила понимала, что разглядывает все это лишь потому, что таким образом пытается избежать собственной тревоги. Она чувствовала себя здесь маленькой, что было задумано создателями зала; этот зал должен был заставлять всех людей ощущать себя совершенно никчемными… всех, за исключением того человека, который сидел на высоком троне.
Тем не менее профессор Мурасаки – пожилая японка – чувствовала себя более чем способной затмить и трон, и зал. Что и делало ее безупречной.
– Не думаю, что я достойна подобной чести, – сказала Мурасаки. – Я этого совсем не ожидала, когда меня попросили сюда приехать.
– Вы победили на выборах Конклава, – сказала Халила. – Точно так же, как и любого другого архивариуса избирали на протяжении тысячелетий. У вас нет причин колебаться.
– И нет особой необходимости в спешке, – сказала Мурасаки. – Великая библиотека не выжила бы, если бы все здесь делалось в спешке. Даже с хищниками у наших дверей мы должны руководствоваться собственными мыслями и действовать в своем темпе.
Ее манера держаться отражала серьезность момента, как и этот зал. Мурасаки приняла официальную мантию архивариуса – золотую с серебряной вышивкой в виде ока Гора, – но отказалась от сложного головного убора в стиле, какой носили фараоны, который прилагался к наряду. Вместо этого на ее седых волосах, зачесанных назад, красовалась простая диадема с символом Великой библиотеки. Она выглядела… великолепной, по предвзятому мнению Халилы, конечно. Настоящий профессор, занявший самое почетное место в старейшем учебном заведении в мире.
«Я бы никогда так не смогла», – подумала Халила. Конечно, она мечтала об этом; в своих тайных, самых амбициозных фантазиях она представляла себя в этом самом тронном зале, управляющей Великой библиотеки, и в мечтах все преклонялись перед ее мудростью. Сейчас же это казалось абсурдным. Смирение являлось основой ее веры, и она была убеждена, что Аллах возвысит ее, если она действительно когда-либо этого заслужит. Но не сейчас, не в эти отчаянные времена. Халила была благодарна, что профессор Мурасаки была здесь и могла нести это бремя.
Как только Халила подумала обо всем этом, Мурасаки глубоко вздохнула и опустилась на трон архивариуса. Она сложила на коленях руки и сказала:
– Я готова.
Халила повернулась к дверям. Она чувствовала себя одинокой в этом огромном зале, однако ощущение это было обманчивым; помимо Мурасаки, здесь уже находилось около сотни других людей, но в таком грандиозном пространстве даже толпа казалась каким-то хрупким, одиноким собранием. В тени стояло много библиотечных солдат. Халила сделала жест, и двое из них открыли большие двери в задней части помещения.
И остальные члены Конклава Великой библиотеки хлынули внутрь. Тысячи профессоров в черных мантиях. В десять раз больше библиотекарей и сотрудников. Большинство из них никогда не бывали в этом зале и, как и Халила, похоже, были поражены величием сложившейся ситуации. Шаги гостей замедлились, когда они вошли внутрь, и толпа, естественно, поспешила заполнить пространство. Однако профессоров и сотрудников, присутствующих в Александрии на данный момент – тех, кто не находился в других регионах или же не бежал с архивариусом, – все еще казалось слишком мало.
«Нам не хватает столь многих, – подумала Халила и ощутила болезненный укол где-то внутри. – Столь многих». Однако отец и брат Халилы были в первых рядах собравшихся, и она поспешила обнять их обоих, готовая чуть ли не расплакаться от одной благодарности за то, что они здесь. Отцу нездоровилось; он выглядел слабым и постоянно дрожал от кашля. Однако он был жив.
Халила заключила уставшее лицо отца в свои ладони и сказала:
– Ты уже показался медику?
– Покажусь, дитя мое. Скоро. Обещаю. – Его улыбка осветила мир Халилы. – Я не мог позволить себе пропустить сегодняшний день. Даже если бы меня пришлось сюда нести, я бы прибыл.
– Не слушай его. Он шагает своими собственными силами, – сказал брат Халилы и заключил ее в объятия, отчего ноги Халилы оторвались от пола, а дыхание сперло. Улыбка у брата была широкой, как и всегда, будто бы он не бывал в тюрьме и на грани гибели. – Халила. Кто бы мог подумать, что моя маленькая сестренка может оказаться такой храброй? – Должен был догадаться, – сказала ему Халила, отчего его улыбка чуть погасла. – В конце-то концов, я же никогда не боялась тебя.
– Я не такой уж и грозный.
Это было ложью. Салех являлся одним из самых способных мужчин из всех, каких Халила знала, а знала она нынче немало. Она решила не продолжать спор и вместо этого снова повернулась к отцу:
– Ему вообще стоит быть здесь?
– Попробовала бы его не пустить, – сказал Салех. – Я прослежу, чтобы он показался медику. Но
