сменить тему:
— Надо бы проведать Аделию.
— Она отдыхает, — без тени смущения произнёс Альфред и тут же предложил: — Поднимемся в бельведер. Не станем мешать старику отдыхать.
Из арочного окна бельведера открывался дивный вид на озеро Ванзее — ностальгическая картинка из утраченной мирной жизни. Альфред подошел к распахнутому окну и, не оборачиваясь, спросил:
— Вы хотите, чтобы Аделия сама всё рассказала?
— О чём?
— Как она из сибирской тюрьмы попала в Берлин.
Франц оценил деликатность Альфреда. Разговаривать с его спиной было комфортней. Вопрос не мог сбить с толка. Он был слишком предсказуемым.
— Из её уст прозвучало бы убедительней.
— Вы же сами предупредили о расшатанных нервах.
— О, да.
Франц не сомневался, что, пока осматривал конюшню, Альфред успел переговорить с Аделией. И она, наверняка, выпалила всё. Но что именно? Во всяком случае, он отступать от легенды не собирался.
— Вы не боитесь?
— Чего? — пожал плечами Альфред. — Ваш пистолет остался на столике возле камина.
— Правды…
— Нам от неё никуда не деться.
— Дорогой Альфред, я вам рассказал о своём знакомстве с Аделией, о том, как она стала моей женой. Больше мне сказать нечего. Лучше объясните, почему это вас так интересует. И при чём тут Сибирь?
Альфред резко развернулся.
— А вам это неизвестно?
— Нам обоим многое известно. Не думаю, что обо всём не стоит рассказывать.
— Пожалуй, вы правы. Но я хочу знать всё.
— Зачем?
Альфред подошел вплотную к Францу. Посмотрел на него жёстким, не терпящим возражений, взглядом.
— Затем, что я люблю Аделию. И хочу понять, как судьба устроила мне эту встречу.
— Наша встреча — чистая случайность.
— Допустим. Кто её вытащил из Сибири?
— Мне о таких деталях её биографии ничего не известно.
— Но кто-то же её переправил из России в Канаду?
— Если предположить, что я, тогда прав ваш старик, обозвавший меня советским шпионом.
— Он этого не утверждал.
— Послушайте, если вы на самом деле влюбились в Аделию, всё остальное должно быть для вас абсолютно безразлично. А если хотите проверить меня на вшивость, то я всё рассказал.
Альфред понял, что вызвать Франца на откровенность не получится. Это означало, что его, Альфреда, хотят сделать участником какой-то продуманной игры. Есть ли у этой встречи кукловоды? Кто они? И как долго может продлиться эта неопределённость?
Франц, в свою очередь, не торопился раскрывать карты. Ещё не ясно, на что ради любви готов этот стопроцентный нацист. Дружба с Виллегутом лишь подтверждает его преданность идеям национал-социализма. Такой ради долга может пожертвовать любой, даже самой сильной, привязанностью.
— Хорошо, — неожиданно примирительным тоном произнес Альфред, — если вы желаете продолжить маскарад, я не возражаю… пока. Никто из нас ничем не рискует… пока. Знайте одно, я люблю Аделию и эта любовь во мне неизменна.
— Мне бы не хотелось оказаться в роли почтенного рогоносца. Но и препятствовать вашим отношениям не стану. Она находится в слишком неуравновешенном психическом состоянии. Её нервная система расшатана. Поэтому нам обоим не следует выяснять отношения в её присутствии, — миролюбиво предложил Франц.
— Согласен, — кивнул головой Альфред, — предлагаю вернуться к отличному виски.
— С огромным удовольствием, — согласился Франц.
Глава девятая
После ухода Альфреда Аделия впала в оцепенение. Она лежала с открытыми глазами. И сколько ни пыталась, не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Лишь обрывки воспоминаний подобно видениям непрерывной лентой мелькали перед ней. Никогда прежде Альфред не отстранялся от её тела. Он был нежным и напористым любовником. Ощущения их близости навсегда были стёрты из эмоциональной памяти страшными страданиями, пережитыми во время изнасилования. Этим воспользовалась Лида Померанец. Она вела себя сдержанно, но иногда опекала Аделию слишком ласково. Причём ласки эти были порывистыми, случайными, ненавязчивыми. Сначала они пугали девушку, особенно когда широкая ладонь Лиды скользила по её спине и мягко прилипала к ягодицам. Даже через грубую материю ощущалось тепло и энергия, идущая от её руки. Чаще всего объектом ласк становились ноги Аделии. После утомительных танцев Лида любила делать массаж своим ученицам. Это действовало не только расслабляюще, но и приносило какие-то незнакомые ощущения, напитывавшие тело новыми эмоциями. Через некоторое время Аделия сама стала с нетерпением ожидать этих прикосновений и даже ревностно отмечать, что Лида делает массаж другим женщинам чаще, чем ей. Поэтому, когда однажды в уже остывшей парилке Лида прижалась к ней всем своим крупным мягким телом, она испытала бурю восторга и позволила делать с собой, всё что угодно. С той минуты она превратилась в преданную любовницу своей старшей подруги. Эта привязанность не ассоциировалась у неё с какими-то нравственным табу. Она вполне согласилась с фразой Лиды: «Так жить приятней». Но в своих мечтах всё равно продолжала грезить о своём Альфреде.
Сегодня он отказался от неё. Почему?! Ведь она успела почувствовать, как страсть овладела его телом. Каким прерывистым и горячим стало его дыхание, как мелкие судороги заставили его трепетать и жадно впиваться в её губы. Неужели он испугался присутствия Франца? А, может, понял, что его заманивают в капкан? Да, именно это… Ведь, что ни говори, но понять, как она вдруг из советского лагеря оказалась в Берлине, и не заподозрить неладное — невозможно!
Всю ночь Аделию обуревали не мысли, а эмоции. У неё не было больше сил ни врать, ни оправдываться, ни объяснять. Она хотела только одного — умереть. Все эти долгие годы она не надеялась на встречу с Альфредом. Даже когда следователь объяснил, зачем её посылают в Германию, Альфред оставался для неё идеальным героем воспоминаний, не имеющим отношения к реальной жизни. Поэтому и согласилась, ибо не верила в эту встречу. Сейчас она жалела, что не умерла в лагере. Идеальная романтическая история с трагическим финалом грозила превратиться в постыдный фарс.
Как ей не хватало сейчас Лиды Померанец. Она бы нашла выход из этой ситуации. В отличие от большинства зэчек Лида не тосковала о свободе и не надеялась на освобождение. Она жила своей внутренней жизнью, и никакие внешние обстоятельства не нарушали её душевной гармонии. Аделии казалось, что Лида ставит ей одной известный эксперимент над собой и над окружающими её людьми. Причем не только над зэчками, но и над лагерным начальством. Все готовы были выполнять любое её желание. Если бы ей вздумалось покинуть лагерь, никто бы этому не воспрепятствовал. Это не был гипноз. То есть она им, конечно, владела, но кроме этого ей были подвластны биоритмы всего человеческого сообщества, объединенного Белморлагом. Она никогда ни о чем не просила. Каждый, в независимости от своего положения, старался ей угодить.
Лида внушала Аделии мысли лукавого учителя танцев и
