— Ну? — поинтересовался я. — Есть что-нибудь новенькое?
— Возможно, — кивнул Валерий. — Похоже, священника сопровождали двое, и он об этом не подозревал. Я этих типов, конечно сфотографировал.
— Отлично! Сейчас остановимся у ближайшего фотосервиса, в котором есть срочное исполнение заказов. А потом поедем к «Войковской».
Проявка и печать заняли около часа, и вот мы понеслись дальше, по Ленинградскому проспекту, к дому Бориса Андреевича.
— Прости, но тебе опять придется подождать, — сказал я Валерию, когда мы остановились во дворе генеральского дома. — А ты, наверно, голоден? Можешь сходить в кафе, я нескоро освобожусь. Есть у тебя деньги?
— Если можно на часок отлучиться, — улыбнулся Валерий, — так я к, сестре заверну, она тут живет неподалеку. Там и поем.
— И час есть, и даже поболее, — сказал я. — Можешь съездить.
И сам зашёл в подъезд, поднялся на лифте на седьмой этаж.
Генерал встретил меня в спортивном костюме и в шлепанцах. Его милая жена, Клавдия Петровна, хлопотала на кухне.
— Заходи, заходи, — сказал Борис Андреевич, — сейчас закусим, а там и о делах потолкуем.
Я прошел на кухню, поздоровался с Клавдией Петровной, меня тут же усадили за стол…
— …А теперь извини, Клавочка, нам с Валентином нужно потолковать наедине, — сказал генерал минут через двадцать.
— Вот и хорошо, — улыбнулась Клавдия Петровна. — А то сейчас мое любимое телешоу начнется, я уж сижу, как на иголках, все-таки гостя покидать неудобно… Но раз вы меня отпускаете, то спасибо вам!
— Ваша жена — отличный дипломат! — сказал я Борису Андреевичу, когда Клавдия Петровна вышла.
— Старая школа! — засмеялся он. — Но давай, рассказывай, что у тебя стряслось.
И я начал рассказывать во всех подробностях. Закончив рассказ, выложил на стол конверт с готовыми фотографиями.
Генерал взял фотографии, медленно и вдумчиво перебрал их, одну за другой. Периодически он то хмурился, то головой покачивал.
— Ну? И что ты сам обо всем этом думаешь? — наконец спросил он.
— Я думаю о том, что Гортензинский так возникает отовсюду, как будто специально подставляется, специально хочет засветиться.
— И зачем ему это, по-твоему?
— Ему нужно убедить меня, что в отношении училища у него есть свои интересы. Для чего? Чтобы я начал реагировать и этим интересам препятствовать, готовясь отразить удар с той стороны, которую он мне демонстрирует. А он тем временем совсем с другой стороны ударит. Я так понимаю, ему нужно скинуть меня из начальников училища, чтобы другой человек, послушный, позволил ему… ну, скажем так, вылепить из некоторых кадетов его агентов в нашем ведомстве. Развратив мальчишек деньгами, обещаниями хорошей жизни… Интересно, он уже проделывал подобные штуки?
— Проделывал, — кивнул генерал. — Мы имеем данные, что среди студентов и курсантов некоторых заведений есть будущие «агенты», находящиеся под влиянием Гортензинского и его людей. Знаем, какими методами он этих ребят проталкивал, но не вмешивались, потому что эти заведения нам не подчиняются. Глаз с этих ребят мы, конечно, не спустим, особливо с тех, кому предназначено стать, например, прокурорами… Но дело в том, что до сих пор Гортензинский проталкивал вполне взрослых ребят, от семнадцати до двадцати лет. То есть, людей сложившихся, и уже испорченных деньгами или теми кругами, в которых вращаются их семьи. Таких ребят, которые сознательно готовы всю жизнь продаваться Гортензинскому и служить ему дополнительным щитом… А тут — двенадцатилетние мальчишки. За те годы, что они проведут в училище под твоим руководством, любой «мальчиш-плохиш» десять раз перевоспитается.
— Ну, не переоценивайте мои возможности.
— Я знаю, о чем говорю, — Борис Андреевич качнул головой. — А вот если тебя не будет… Работа училища будет, по сути, развалена. Но от всех внутренних интриг и разногласий, которые могут тебя задеть, я тебя надежно огражу. А у тебя-то какие соображения?
Я еще раз все взвесил, прежде чем заговорить.
— Насчет визита отца Владимира, — начал я, — есть два предположения. Первое — Гортензинский и правда считает, что отец Владимир относится ко мне со страхом и ненавистью, как к человеку, который несколько раз вызывал его на допросы. И Гортензинский в жизни не мог предположить, что отец Владимир меня навестит. Второе — он знал заранее, что в свое время именно я…
— Ну, не важно, что именно ты сделал, — генерал махнул рукой.
— В общем, он предвидел заранее, что отец Владимир помчится ко мне, чтобы хлопотать за Астафьева — и проговорится, естественно, какую роль в судьбе Астафьева играет сам Гортензинский. Мне представляется, что верен второй вариант. Если бы Гортензинский думал, что нас с отцом Владимиром ничто не связывает, то за отцом Владимиром не следили бы. Теперь вопрос, зачем это Гортензинскому надо. По нескольким причинам, и основная: навести меня на мысль, что именно Астафьев — тот мальчишка, из которого Гортензинский вылепит шпиона мафии в наших рядах. Потому что, мол, финансовой помощью младшим братьям и сестрам Михаила Астафьева он крепко будет держать парня на крючке и не даст ему забыть о долге… Но если он хочет, чтобы мы так думали — значит, на самом-то деле, Астафьев ни при чем. А пока мы будем думать на Астафьева, начнем искать рычаги, которыми ежедневно Гортензинский воздействует на мальчика, Гортензинский провернет совсем другую комбинацию. То есть, Астафьев — это пыль нам в глаза.
— Логично, — пробормотал генерал. — Что дальше?
— Далее — визит Дегтярева-старшего. После такого визита я должен подумать, что яблочко от яблони недалеко падает, и что Володя Дегтярев — именно тот паренек, на которого Гортензинский сделал ставку. Мол, вновь начнет общаться с отцом, увидит кусочки красивой жизни… Кстати, мне до сих пор интересно, кто же направил младшего Дегтярева поступать в наше училище.
— Не ищи врагов далеко! — расхохотался генерал. — Я направил!
— Вы?!.. — я человек выдержанный, но тут у меня челюсть отвисла. — Как?!..
— А вот так. Мы общаемся с его матерью. То есть не я общаюсь, а Клавушка, в основном. И вот, когда гроза грянула, моя Клавдия — ну ты ж ее знаешь — говорит: надо, мол, навестить, поддержать, такая хорошая женщина, обязательно нужно показать ей, что никто от нее не отвернулся. А потом как пристала ко мне: ты погляди, какой хороший мальчишка растет, вот бы ему в училище, и матери его было бы легче, такой хорошей женщине, которая так все тянет… Ну, я и подтолкнул маленько. Только, прошу учесть, Володька — не мой протеже. Срежется, так срежется. Просто не ищи подвох там, где его нет.
— А Гортензинский, выходит, узнал, что младший Дегтярев благополучно одолевает этап за этапом, но не знал, кто его, так сказать, «благословил» на этот путь, — подытожил я. — Он отыскал старшего Дегтярева и задействовал его в своих целях. И кое-что насчет этих целей я начинаю понимать… М-да. Вот вы говорили, что я в какой-то степени оказался заложником аппаратных игр. Но я-то что… Когда дети оказываются заложниками игр взрослых, это недопустимо.
