Люди, которые выкупили мой долг, прижимают. Они дали мне не так много времени, чтобы решить проблему.
- Николь, ты должна понять одну вещь, - в холодных серых глазах прокатывается металлический блеск, - я ни к кому никогда не приходил и не просил денег. Никогда. Почему ты ко мне приходишь и просишь их? Разве я их у тебя занял? Или я тебе что-то должен?
- Но…
Фадель останавливает меня взмахом своей бледной и жилистой руки.
- Твоя мать соблазнила меня, и не стоит тебе сейчас упоминать о том, что я тебя не воспитывал, Николь. Она ведь сама писала в своём дневнике, что намеренно утаила от меня беременность. Какие ко мне сейчас могут быть претензии? – красиво рассуждает он.
- И никто из общих знакомых не сказал тебе, что Каролина беременна?
Отец заливисто, демонстрируя свои безупречные зубы, рассмеялся, а у меня мурашки с плеч хлынули потоком.
Он так равнодушен к моей матери? Зачем вообще с ней связался? Использовал и после ни капли не помогал. Солор такой же хладнокровный. Для него девушка всё равно, что кусок мяса…
Чтобы не дать не очень воодушевлённым и благородным эмоциям распространиться на своём лице, прикидываюсь, что меня настиг внезапный приступ мигрени. Подношу руки к вискам и по часовой стрелке, массирую их.
- Ладно, - отец показательно демонстрирует мне свою доброту, - с этого дня ты на должности моего переводчика. Первые полгода двойной оклад. Это единственное, чем я могу тебе помочь. Все остальные старания ни к чёрту! Привыкнешь жить за чужой счёт и сама ничему не научишься.
- Спасибо, - признательно и мягко выдыхаю.
- Я даю тебе работу, зарплату. С долгами ты, дочка, разбирайся сама. Заработаешь деньги, покроешь долги. А платить за чужую женщину я не буду. Мало ли как все эти годы жила Каролина. Возможно, и долги она нажила заслуженно.
Глава 21.
Николь
Неоднозначный разговор с отцом на какое-то время уносит меня на планету раздумий. Однако совсем нет времени взвешивать все «за» и все «против» и выносить вердикт своему родителю.
Он такой, какой он есть. Ты либо миришься с этим, либо – «Гуд бай!»
Вспомнив наставления своей горничной, принимаю ситуацию, и включаюсь в работу. Теперь у меня есть должность и обязанности.
Удача мне благоволит, ибо на деловой встрече отца я показываю себя компетентным специалистом, чем заслуживаю одобрительную похвалу родителя и симпатию его компаньона.
Ибрагим доволен встречей, это мне на руку. Уж больно не хочется терять обещанную работу и деньги, которые непременно поправят моё положение.
Отлёт в Баку, после загадочного звонка, папа переносит на завтра.
- Некуда спешить. Отправляйся в отель, Николь, отдохнёшь. Встретимся завтра в аэропорту.
- Хорошо, как скажешь, - смотрю на него и вижу, что он уже поглощён новой идеей и уделяет мне внимание не больше, чем фонарному столбу.
Родитель предоставляет в моё распоряжение машину с водителем, а сам уезжает на другой.
Ловлю себя на мысли, что абсолютно не интересно, куда он там поехал. Хотя первая идея была, что у него ещё какие-то деловые встречи, где не нужен ни переводчик, ни лишний свидетель. Предполагаю что у отца встреча с старыми знакомыми людьми, которые разговаривают на одном языке и понимают друг друга с полуслова.
Прогоняю ненужные мне мысли и пытаюсь расслабиться.
Номер шикарен. У меня было ощущение, что я попала в рай. Отель посылает презенты. Я с нескрываемым наслаждением ужинаю и позволяю себе бокальчик дорогого шампанского. Оказывается и в одиночку покайфовать реально.
С тоской смотрю на джакузи у панорамных окон. Эх, жаль купальник не взяла, а обнаженной я не риску купаться с такой открытой площадкой обзора.
Но, порывшись в саквояже, я обнаруживаю купальник и мысленно благодарю мою спасительницу Марису. Надо будет купить девушке подарок за добросовестный труд. Выручила меня не раз! И приняла меня без всяких заморочек.
Погрузившись в джакузи с бокалом игристого и с запасом отборной клубники со сливками, можно простить и забыть слова отца, и начать понимать, почему его терпит жена и сын. А потом я посылаю эти мысли к чёрту и наслаждаюсь, наслаждаюсь жизнью!
Рай…
Это просто рай купаться в джакузи, пить напиток аристократов и любоваться роскошным видом на такой город, как Мюнхен. Часы в Эдеме безжалостно отсчитываются, и я понимаю – пора в постель, иначе я завтра потеряю всё, что получила сегодня.
Закутавшись в халат, расстилаю огромную кровать и беру телефон, чтобы установить будильник.
Обнаруживаю непрочитанное сообщение. Открываю.
«Завтра отец будет проводить анализ ДНК». Без подписи. Но ведь понятно же от кого оно. Зачем он мне это написал?
«Мне не страшно». Немного подумав, добавляю: «А тебе?» - и ржачный смайлик. Я точно дочь своего отца, а вот насчёт Солора ничего не могу сказать. Здесь на Востоке все люди – загадки.
Ответ приходит быстро. Не спит? «Я тебя предупредил!»
О, боже, как мне страшно! Смеюсь и заваливаюсь на постель.
В Баку мы прилетаем около пяти часов дня.
Чувствую себя распахнувшей крылья птицей. Уверенно и грациозно шагаю рядом с отцом и его помощниками. Фадель доволен мной.
Я не лезу ему в душу, не призываю его к совести. Делаю, что он говорит, отвечаю, когда он спрашивает, и не замечаю того, чего не надо замечать. Так и должно быть. Я дочь своего отца. А Солор?
Вопрос позволяю себе только, когда мы садимся в машину.
- Куда?
- Домой, - неожиданно отвечает Ибрагим.
А я бы снова куда-нибудь полетела. Хоть на край света!
Понятливый кивок и весь путь я не докучаю ему. Но по дороге замечаю одну вещь. В наш кортеж встроилась незнакомая машина. Странно. Впрочем, это не моё дело, потому я зависаю в бумагах.
Маргарита Витальевна встречает нас чуть ли не на пороге.
- Как поездка? Мы думали, что вы прилетите ночью.
- Нет, всё в порядке, дорогая! – поцеловав жену в щёку, уверял хозяин дома. – Соберитесь все в кабинете, у меня для вас важное объявление.
В глазах Маргариты улавливаю подозрения.
- В чём дело, Ибрагим?
- Я всё объясню. Позови Солора.
Через полчаса мы все собрались в кабинете отца.
В машине, которая присоединилась к нам по пути из аэропорта, оказалось, ехал папин друг. Шевах Евин. Очень аккуратный мужчина в очочках с круглыми линзами и седыми топорщащимися во все стороны кудрявыми волосами. Колоритная личность. Мне было однозначно
