принадлежат мужу, — невесело усмехается.
Меня сводит от формулировки.
— Измена была?
— Что? — отшатывается от меня Назима.
— Понял, — вскидываю ладони в примиряющем жесте. — Я просто уточнил.
Как поступить? Уйти не могу. Остаться — тоже.
— Вы насквозь мокрый, — констатирует она дрожащим голосом.
— Уже обсох почти, — киваю.
— Там в комнате ваши ваши лежат, — говорит Назима. — Только постирать не успела… Переоденьтесь.
— Да, это то что нужно, — чувствуя, как меня трясет, и что сейчас действительно лучше от неё отойти, поднимаюсь я и выхожу в гостиную.
Вещи нахожу быстро. Переодеваюсь. Несколько раз достаю телефон и тут же останавливаю себя, чтобы не дать своим людям отмашку уничтожить Адашева прямо сейчас и любой ценой.
Слышу, как Назима забегает в ванну и закрывается. В кране на полную мощность включается вода.
Что у этой женщины на уме? Срываюсь следом и начинаю стучать в дверь.
— Назима, открой!
Не отвечает.
— Открой, — рычу. — Или я ее сейчас вынесу дверь к чертям!
— У меня все хорошо! — доносится до меня сдавленный голос Назимы.
— Открывай! — требую. Бью по двери с такой силой, что слышу треск петель.
— Минуту! — просит девчонка.
Прислоняюсь спиной к стене и прикрываю глаза. Ну чего к ней пристал? Порыдать в ванной — это же святое. Она адекватная. Умница. Красавица. Немного социально потерянная, но вон из какой задницы сама выбралась. Все понимаю, но упорно жду, когда пройдёт это ее «минуту».
Распахивает двери, держа в руках полотенце.
— Со мной все хорошо. Извините, пожалуйста, — пытается улыбнуться.
— Все нормально, — хриплю, оттягивая ворот футболки.
Бессилие — самое отвратительное ощущение для мужчины.
— Я могу вас попросить? — тихо спрашивает Назима.
— Конечно…
— Оставьте меня одну, — говорит ещё тише.
Не найдя что ответить, просто киваю. Торможу свою внутреннюю истерику из неоправданных ожиданий, как могу. Подхватываю мокрые вещи, обуваюсь и выхожу из квартиры. Все, тормози, Тихомиров. Ты не потянешь. Не вывезешь. А серьезных отношений предложить не можешь. Просто. Делай. Что. Должен. Без вот этой эмоциональной фигни…
Глава 14. Свободна
Назима
Я убеждаю себя, что случившееся к лучшему. Что уход Константина и полное отсутствие попыток новых взаимодействий между нами — это правильно. Но в груди свербит, а из рук все валится вот уже второй день. Пора взрослеть, Назима…
Я одёргиваю себя, пресекаю все внутренние диалоги и поиск поводов набрать номер Тихомирова, но только сильнее выбиваю себя этим из колеи. Боже, да он ничего мне даже не предлагал! Просто вёл себя, как нормальный человек мужского пола, а я… просто глупая, недолюбленная женщина, которая готова подарить душу первому, кто пожалеет. Слабая. Недальновидная. Беременная. И никому не нужная… Всхлипываю и откладываю в сторону нож, опираясь ладонями на столешницу. Зачем готовлю? Кому? Самой кусок в горло не лезет. Зависаю в мутном киселе своих чувств и тупо смотрю на стену. Как теперь правильно жить?
Вздрагиваю от звонка телефона и подбегаю к подоконнику с колотящимся сердцем, потому что новый номер знают только два человека. Брат и Константин. На экране мигает фамилия последнего.
— Алло, — стараюсь ответить как можно беспечнее, но интонация срывается.
— Назима, здравствуй, — слышу голос Тихомирова в динамике и прикрываю глаза. — Не пугайся, пожалуйста. Сутки у тебя побудет усиленная охрана.
— Что случилось? — Спрашиваю, начиная нервничать.
— Хм… Раздача слонов случилась, — усмехается. — Так, ладно. Знать ты должна. Адашев старший — сердечный приступ. Брат твоего бывшего мужа находятся в СИЗО по делу о распоряжении наркотических. Светит пожизненное…
— А Аяз? — вырывается у меня.
— На повторной операции, — я даже сквозь трубку слышу, как корёжит Тихомирова от необходимости отвечать. — Именно поэтому охрана. Пока не решим вопрос. Могут активизироваться люди, которые заинтересованы в его управлении компанией. Ей Богу, труда людского жалко… — добавляет едва слышно. — Все. Позвоню.
— Хорошо, — шепчу. — Поняла. Спасибо…
Он отключается. Опускаю трубку и сажусь на диван. Никогда не была набожной, но сейчас вдруг чувствую острую потребность попросить у Аллаха прощения. И у Аяза. Потому что мне кажется, что никто не будет его спасать. Что к завтрашнему утру я буду свободна. Вот таким жестоким, старым как мир, но справедливым способом.
Отвлечься не получается. Я засыпаю одетой на том же кухонном диване с телефоном в руке. Вибрация будит меня под утро. Константин коротко сообщает мне, что Аяза не спасли. Не выдержал повторный наркоз. Я вслушиваюсь в его усталый голос. Понимаю, что за последние сутки произошло что-то серьёзное, но больше чем есть, в подробности меня никто посвящать не собирается. Мы с Константином неловко прощаемся и завершаем звонок.
Мне вдруг становится холодно. Я вспоминаю, что окно было открыто на проветривание. Заворачиваюсь в плед и подхожу, чтобы его закрыть. Несколько секунд глубоко дышу. Вот все и закончилось. Видит Аллах, я хотела решить вопрос миром. В моей груди пустота. Щеки больше не мокнут от слез.
Я заставляю себя выпить валерьянки, сходить в душ и пойти спать в постель.
Всю ночь мне снятся липкие, болезненные сны. Мама с папой. И тот вечер после моего знакомства с Адашевым. Я первый раз в жизни подслушивала, сидя под лестницей. Мама просила поискать другого жениха, но отец был непреклонен. Кричал, что и так позволил мне слишком много. Учеба, плавание, олимпиады, друзья. В итоге — возраст, непокорность, много амбиций. А я должна родить… Картинка меняется. Теперь я стою с колотящемся сердцем на вышке. Мои дебютные соревнования, и сразу трехметровка. Я подхожу к краю и отталкиваюсь. Голова кружится от страха и волнения. А ещё папа не знает, что я в спортивном купальнике. Мама сказала ему не показывать. Мне очень хочется выиграть. Характер. Но победителей будут фотографировать. Делаю долгий выдох, успокаивая нервы. Поднимаю руки, складывая их стрелочкой, отталкиваюсь ещё раз… вхожу в воду красиво, почти без брызг. Адреналин и счастье накрывают. Выплываю из бассейна и поднимаюсь по лестнице. Улыбаюсь. Ко мне бежит тренер с полотенцем. С купальника на кафель ручьями льётся
