Книга Больше не могу - Мира Айрон

Они дождались Рамиля из заезда, опять сидели в беседке, теперь уже вчетвером, и мужчины даже на радостях «перебрали» слегка. К счастью, оба были спокойные по характеру даже в таких ситуациях. Но утром Эля всё же не отказала себе в удовольствии по-доброму подшучивать над Ильёй, у которого была «тяжёлая» голова.

Через день они уехали. Остановиться должны были у Ларисы Ивановны. Получилось это случайно; они созванивались, и Эля поделилась своей радостью. Поняв, что Эля с женихом приедет дня на два-три, Лариса Ивановна безапелляционно заявила, что они должны остановиться у неё, и чтобы никаких гостиниц. У неё просторная трёхкомнатная квартира. Эля стеснялась родственников Ларисы Ивановны, но та сказала, что не принимает никаких отговорок. А родственники точно не будут против.

Эля видела, что Лариса Ивановна одобрила её выбор, Илья ей понравился.

«Человек с чистой душой. И на Гошу моего похож характером», — так она сказала Эле тайком.

Эля и сама нисколько не сомневалась в Илье, но такая поддержка со стороны Ларисы Ивановны была неоценима.

Эля с Ильёй подарили Ларисе Ивановне очень красивый большой букет, её любимые конфеты и пятитомник её «обожаемой Агаты», как называла Лариса Ивановна Агату Кристи.

Все формальности они завершили в первый же день, а вечером должны были встретиться в кафе с Эдиком и Катей. Дима не знал о том, что Эля приехала, она очень попросила детей ничего ему не говорить. К счастью, они и не сказали.

Эля с Ильёй уже сидели за столиком кафе, когда приехали Эдик с Юлей и Катя.

Эдик, который всегда был «маминым сыном», за время разлуки, видимо, забыл о том, что нежности его смущают, и долго сжимал мать в объятиях. С Ильёй они друг другу понравились, это чувствовалось, сразу завязался какой-то мужской разговор, они перешли на «ты».

У Юли всегда нрав был достаточно добрый и весёлый, она болтала с Элей, показывала фотографии из их с Эдиком поездки.

Катя была напряжена, Эля это видела. Она всегда очень любила отца. И Эля подозревала, что именно Катя будет настроена и против развода, и против планов Эли снова выйти замуж.

Зная характер дочки, Эля опасалась какого-нибудь «всплеска», и не зря.

Когда Эля сказала, что хочет видеть их на своей будущей свадьбе, Эдик с Юлей сразу согласились. Катя же холодно усмехнулась:

— Зачем? Чтобы увидеть, как ты свяжешь судьбу с этим красавчиком? Ты посмотри, это же альфонс! А ты только и мечтаешь отдать ему то, что собираешься отсудить у папы!

Юля схватилась ладонями за щёки, Илья вспыхнул, а Эля сначала буквально онемела, ей казалось, она провалится сквозь землю от стыда перед Ильёй и от боли за него.

— Катя… — с отчаянием прошептала она, на глазах выступили слёзы.

— Ты что несёшь, Кэт?! — угрожающе спросил Эдик.

— Мама, Илья, не слушайте её, — поспешно продолжил он.

— Ну тебе-то, понятно, всегда было пофиг на папу, маменькин сынок, — огрызнулась Катя. — А ведь всё, что у нас есть, — благодаря ему! И ты этим всегда пользовался, не задумываясь!

— Правда что ли на альфонса похож? — усмехнувшись, обратился к Эдику Илья. — Никогда меня так не называли. Даже не знаю, обрадоваться или расстроиться.

— Не слушай её, пожалуйста, Илья! Мам, не плачь! — Эдик обнял Элю за плечи и исподлобья посмотрел на Катю: — Проси прощения, дура!

Катя молчала, глядя в окно.

— Вот вы говорите, Екатерина, что всё, что было у вас, — благодаря отцу. — Спокойно заговорил Илья. — Это верно. Если говорить о материальных благах. А любовь? Семейная атмосфера? Уют? Забота? Это всё само по себе появляется, видимо? Чистые, выглаженные вещи в шкафу, продукты в холодильнике, суп в кастрюле? Кто с вами уроки учил? Кто радовался каждому вашему успеху, даже маленькому? Кто утешал в невзгодах?

— Давайте, «лечите» меня, — усмехнулась Катя.

— Илья всё верно говорит, послушай, тебе не помешает, — подала голос молчавшая до сих пор Юлька.

— А вы смогли бы, Екатерина, простить мужу измену ради детей и жить с ним после этого десять лет, как ни в чём не бывало? Продолжая терпеть его измены, уже новые? Или вы считаете, что материальные блага с лихвой это компенсируют?

Катя и Эдик как по команде вскинули головы и уставились сначала на Илью, а потом на мать.

— Что, не знали, да? И никто вас не упрекнул, да? Что, дескать, ради вас это всё? Ради вашей любви к отцу. Ну так я жду ответа, вы готовы, Екатерина, так же поступить? И чтобы дети даже не узнали ничего, беречь их?

Все смотрели на Катю. Она молчала, побледнев.

— Молчим. А счастья маминого перенести не можем. Ведь у мамы своего счастья не может быть, только ваше, да? Это не так, поверьте! Хорошая мама — это живая, здоровая и счастливая мама.

— Да, да, Илья, ты прав, — Эдик взлохматил волосы, посмотрел на Юльку.

— Ладно, мы пойдём, — сказала Эля. — Поздно уже, а нам выезжать очень рано утром. Я позвоню вам всем перед свадьбой. Надеюсь, все приедете.

Эля поднялась, обняла Эдика и Юлю, сжала руку Кати, которая не встала, продолжала сидеть.

Они с Ильёй были почти у выхода, когда их догнала Катя.

— Мамочка, мама! Прости! — всхлипывала она, обнимая Элю. И глухо проговорила: — Простите меня, Илья!

…Несмотря на поздний час, Эля зашла попрощаться к бывшей свекрови, Дине Сергеевне, подарила ей любимые духи и цветы. Илья ждал в машине. Рано утром они уехали обратно, в Саратовскую область.

Погода стояла прекрасная, и о том, что уже наступила осень, напоминали только начинающие желтеть и краснеть листья на деревьях и трава, которая была уже не такая яркая и сочная, как летом. Да ещё туман, который рассеялся только часам к девяти, открыв, наконец, синее небо и яркое солнце.

Они ехали уже несколько часов, и сначала Эля дремала, слушая музыку. Проснувшееся солнце разбудило и её, и она сменила Илью за рулём, пока они ехали по довольно пустынной дороге.

Её машинку пригонят через два дня. Эля соскучилась по ней, да и привыкла чувствовать себя относительно независимой. Они уже и место во дворе выделили, Илья начал делать навес. Беседку, крытый мангал и цветник он сделал ещё раньше. Надо только краску купить; Эле хотелось самой покрасить заборчик.

Какой он всё-таки молодец, её Илья! Как ей повезло! Она бросила взгляд на Илью, который, казалось, дремал, но он вдруг заговорил.

— Извини, что я