ему за это сделать? Брошу, гаду, в окно гранату. Дождусь зимы, когда темнеть начнет рано, и брошу. Юрка этого не забудет. От Юрки немцы ничего добиться не могли, а ты, Колода противная, и подавно-
Ровно через сутки, около часу дня, Колодяжный в своей приемной посадил Юрку перед собой и сказал:
— Я один. Ты можешь понять, один! Должен быть у меня помощник или нет?
Юрка понял.
— Я уже работаю. Рабочих рыбой кормлю. Сейчас ледоход, а приедет дядя Андрей, нам катер дадут, на селедку, на сазана поедем.
— Чепуху городишь. Рыба — дело временное. Сегодня есть, завтра нет. Со мной лучше будет. Я серьезно говорю: еще и мамке понесешь, дядя Колодяжный тоже человек…
— Нет, — сказал Юрка, — не хочу. И держать не имеете права.
Тогда Колодяжный достал из чулана новенькое оцинкованное ведро, протянул Юрке.
— Пойди воды принеси. Только не поленись, из родника принеси. Принесешь — кое-что получишь.
Юрка пошел за водой. На полдороге к реке Юрку остановил высокий цыганистый парень.
— Ты откеда и куда? — весело спросил он, рассматривая, впрочем, не Юрку, а ведро.
Юрке парень сразу понравился, он рассказал.
— Меня звать Федя, — сказал парень, выслушав Юрку.
— А меня Юра, — сказал Юрка.
— Очень приятно. Так, значит, Юра, будешь теперь крокодилу воду носить?
— А что делать? — искренне спросил Юрка.
— А если он тебя ноги заставит помыть?
— Да ты что?! — еще больше удивился Юрка. — Такому не бывать.
— Почему же не бывать? Еще пару дней без жратвы подержит — помоешь. Вчера бы ты для него за водой не пошел.
— Нет, — сказал Юрка, — ноги я ему мыть не буду.
— Правильно! — сказал Федя. — И что в таком случае надо делать?
— Что?
— Пошли со мной.
— А ведро куда?
— Отдадим кому-нибудь, — небрежно сказал Федя.
— Такое ведро? Да оно знаешь сколько стоит?.. — возмутился Юрка.
Куда там было Юрке, и Жорке Калабашу, и всем прочим Юркиным знакомым ребятам до Феди! Повернули назад к рынку, и через каких-нибудь полсотни шагов Федя «отдал» новенькое оцинкованное ведро за полбуханки хлеба и кусок сала.
— Он тебя день не кормил? Пайка хлеба по закону положена. Ну а сало за характер…
Юрке сделалось весело. Ничего этот Колодяга ему не сделает. Матери тоже. Мать давно такая, что лучше с ней не связываться.
Однако еще через полсотни шагов Юрке стало не по себе.
На просторном балконе хорошо сохранившегося двухэтажного дома шипел примус.
— Это наш! — воскликнул Федя. — Будут тебе шкарята.
Прежде чем Юрка успел что-либо подумать, Федя по хитроумно сделанным выступам кирпичной кладки легко взобрался на балкон, выпустил из примуса воздух, поставил кастрюлю на пол и с добычей еще быстрее спустился.
— Не оглядывайся! — И они пошли быстро-быстро.
Юрка, прежде чем повернули за ближайший угол, все-таки оглянулся. На балконе старая женщина в цветастом халате рвала на голове седые космы.
Лихой человек был Федя. Шли в сторону базара.
— Там же Колода! — сказал Юрка.
— Боишься, что ли?
— Ну как это? Если б хоть ведро не продали…
— Не будет твоего Колоды, — впервые как будто рассердился Федя. — Мы его в участке засадили. Сам подумай. Он куркуль? Куркуль. Ведро ему жалко? Жалко. До поздней ночи будет ждать, с места не сдвинется.
Примус стоил очень дорого. Федя, конечно, спустил его за полцены и тут же купил Юрке широченные суконные матросские брюки. Шикарные брюки! Ничего столь замечательного Юрка в жизни не носил, мечтал лишь. В них, правда, могло бы поместиться три Юрки. Но в поясе ушили, подобрали, а что не так, прикрылось кацавейкой.
— Со временем и лепень приобретем, — пообещал Федя.
Себе Федя купил самодельную дюралевую расческу. Он сказал, что мог бы купить и настоящую, целлулоидную, но волосы у него слишком густые и жесткие.
Ночевали на берегу реки, в метрового диаметра трубах. Место было не очень далеко от Юркиного дома, и трубы он не раз видел, однако никогда не думал, что в них можно жить. Вокруг труб в человеческий рост стояла густая сухая трава, в трубах, на подстилке из этой травы, было тепло и удобно.
Но сначала пировали на свежем воздухе у воды, глядя, как сильное течение разлившейся до горизонта реки несет мимо бурелом, камыш, иногда целые острова какой-то древесно-травяной мешанины. Кроме хлеба и сала, у них был еще сахар-рафинад, вермишелевая бабка и хороший табак. Юрку поразило, что Федя как будто и не голоден.
— А почему я должен быть голоден? Достаю…
Примеривая матросские клеши, Юрка помнил о старой женщине, рвавшей на себе волосы. Потом, когда начались хлопоты с ушиванием, все-таки забыл. Теперь опять вспомнил.
— Я тоже могу. У эсэсовца шинель с документами деньгами уволок. А бедных никогда не трогал, — сказал Юрка.
— У бедных примуса бывают? — лениво возразил Федя.
— Бывают. Тетка на себе волосы рвала…
— Ага. Все-таки оглянулся.
Федя спокойно взял с газеты кусочек сала, откусил, положил обратно, бросил в реку камешек.
— Хорошее у меня жилище? Жалко, завтра уезжаем.
— Ты завтра уезжаешь? — невольно встрепенулся Юрка.
— Мы с тобой уезжаем.
— А куда?
— Куда все.
— На фронт?
— Нет.
— На менку?
— Молодец!
— Что же мы будем менять? — сказал Юрка и прикусил язык.
Федя засмеялся.
Наелись. Накурились. Легли. Федя заснул мгновенно, тихо. Юрке не спалось. Что за новая жизнь начинается? Завтра они едут на менку. Вернее, на добычу. Гулять! Добытое менять на хорошую еду, пиджак ему Федя хочет справить. Но ведь никогда еще добытым куском Юрка не пользовался в одиночку. Теперь, с Федей, они будут для себя, для себя…
Можно было вернуться домой. Колодяжного Юрка нисколько не боялся. Не показываться ему на глаза, вот и все. Но что за жизнь, если хочешь, даже можешь — и не смеешь? На менку давно хотелось. Рассказов о том, как это трудно, рискованно, какие бывают удачи и неудачи, наслушался вдоволь. Оставалось увидеть собственными глазами. И Федя, несмотря ни на что, нравился. Как он помог отомстить Колодяжному… Ведь Юрка уже готов был проглотить и переварить обиду…
Юрка не спал, Юрка ни на что не мог решиться. Федя с его быстротой и ловкостью опасен. Слишком быстрый, слишком ловкий! В то же время невероятно щедрый. Как такого бросить?.. «Гад, дурак, скотина! Я бы ему потом все равно как-нибудь отомстил», — ругал бессильно Юрка Колодяжного, по вине которого оказался вот в таком положении.
Юрка все же заснул, но под утро вскочил, разбудил Федю, сказал, что давно собирался на менку, и у него есть что взять с собой, и он пойдет и возьмет, так как бедных людей
