прямо у люка, спустилась вниз.
Через некоторое время шипение и гул прекратились, и остались лишь обычные звуки криозала и машинного: бормотание работающих механизмов, и вздохи помп. Несмотря на то, что всё, вроде, пришло в норму, голова у меня сильно кружилась, и я почему-то ощущала себя необыкновенно сильной, и способной справиться с любыми поломками и проблемами!
И я подошла к люку, стискивая кулачки, и плотно сжав челюсти: я хотела помочь маме и папе, даже несмотря на их запрет!..
Внизу по полу стелилось и быстро уходило в дренажные отверстия что-то вроде тумана: дымка, которой раньше я никогда не видела, а только слышала, когда мама рассказывала о туманах там, наверху. Мама в нелепо огромных сапогах и с универсальным ключом в руке, стояла, склонившись, над папой.
Папа лежал на полу на спине, раскинув руки в стороны, рот у него был широко открыт, а на одежде, усах и бороде лежало что-то белое — похожее на иней, или снег, который мне мама тоже показывала в книгах на картинках. И это белое быстро исчезало — словно таяло.
Но поразило меня не это.
У папы не было одной руки — она, как я увидела, оглядевшись, оказалась как бы припаяна к какому-то колесу на одном из клапанов, который, как я знала, относился к системе циркуляции криогенной жидкости: побелевшие пальцы цепко сжимали колесо-маховик этого вентиля. Но кровь, как ни странно, из обрубка не вытекала.
Я замерла на нижней ступеньке лестницы, и молчала долго, потому что не могла говорить или даже плакать: внутри меня словно всё застыло, и замерло от того, что я понимала: папа умер! И его не вернуть!
Мама сказала:
— Катерина! — это был первый в моей жизни случай, когда она назвала меня полным именем! — Одень вторые сапоги и перчатки. Нам нужно перенести отца в медотсек.
Как мы несли ужасно холодное тело через три Уровня и два длинных коридора, я помню плохо. Потому что я всё время рыдала, а вытереть слёзы не могла — потому что держала папу за ноги, а мама несла негнущееся тело со стороны головы. Поэтому я и не видела почти ничего — ни дорогу, которой мы шли, ни папу, ни маму. Слёзы буквально душили меня, но с этим я ничего не могла поделать, хотя знала — сейчас нужно делать дело, а не предаваться, как говорил об этом папа, эмоциям!
В медотсеке мама приказала мне положить папу на приёмную платформу камеры. Я помогла ей взгромоздить ставшее почему-то словно тяжелей тело на белую холодную поверхность из пластика. Мама щёлкнула каким-то тумблером, и платформа с папой уехала внутрь бокса с прозрачной передней стенкой. Я смогла наконец протереть глаза от слёз. Теперь мне было видно то, что оказалось вокруг нас.
Замигал цветными огоньками и зажужжал какой-то аппарат внутри бокса. Над телом папы проехала белая штанга с массивным прибором с раструбом. Что-то лязгнуло. С потолка спустились суставчатые манипуляторы с гибкими прозрачными шлангами. На концах у них были иглы.
Эти иглы вошли в тело отца, я увидела, как по ним начала двигаться какая-то жидкость — красная, как кровь! Какие-то пластины спустились — тоже с потолка камеры! — и прижались к папиной груди. Затем что-то щёлкнуло, и тело папы выгнулось дугой. Я закричала. Но мама схватила меня за руку, и, сама не замечая, стиснула с такой силой, что я прикусила язык.
И я замолчала. Только смотрела.
Аппарат с раструбом проехал снова. Щёлкнуло ещё раз — тело папы выгнулось уже не так сильно. Мама всё это время искоса посматривала на экран какого-то монитора, где бежала, тоненько свистя, ровная красная линия. Когда щёлкало, на этой линии, как я заметила, появлялось что-то вроде бугра — всплеска, как на воде, когда я купалась в ванной…
После третьего щелчка гудение внутри стихло, трубки с иглами втянулись обратно в потолок камеры. Мама сказала:
— Запрос автодоктору. Результаты реанимационных действий.
Мягкий приятный женский голос, которого я до этого никогда не слышала, ответил:
— Результаты реанимационных действий отрицательные. Организм остался нефункционален в связи с катастрофическими необратимыми повреждениями внутренних органов и конечностей, и большой потерей крови.
Мама сглотнула, и сделала шаг назад. Спросила каким-то чужим голосом:
— Почему нефункциональны внутренние органы?
— Сильное переохлаждение вызвало замерзание этих органов. Повреждения, нанесённые печени и сердцу микрокристаллами льда, не поддаются устранению или лечению.
Я посмотрела на поверхность белого стола: под папой уже натекло чего-то красного. И я поняла, что это оттаявшая кровь. И что папы больше нет.
Мама повернулась ко мне. Я кинулась к ней, и снова обхватила её живот. Я не плакала — слёзы почему-то пропали. Но меня всю трясло: словно холод оттуда, из тела папы, заморозил и меня!..
Мама тоже не плакала: просто положила обе руки мне на плечи, и так мы стояли минуты две. Я впервые почувствовала, кто мы: две одинокие перепуганные женщины, замурованные в толще подземелья, и которых вдруг лишили главной опоры в жизни.
Я чуть отстранилась. Подняла лицо и посмотрела маме в глаза. Сказала:
— Не бойся мама. Я смогу чинить наши аппараты, и всё сделаю, чтоб мы дождались.
Мама ничего не ответила тогда, но прижала меня к себе сильней.
И я чувствовала, как потеплели её до этого ледяные пальцы…
На следующий день мы похоронили папу и его руку.
Это оказалось просто: мы обе оделись в термокостюмы, и прошли через шлюз к шахтам термопар. Это был первый мой поход к этим шахтам — папа избегал пользоваться шлюзом, говоря, что его механизмы — самые ветхие и ненадёжные.
Тело отца и его руку мы сбросили в самую большую шахту-колодец. Оттуда так и тянуло жаром: чувствовалось, что и правда — до магмы недалеко! Да и над жерлом стояло настоящее марево из раскалённого воздуха: без костюмов, как сказала мама, мы бы изжарились и задохнулись за минуту.
Над пастью огромного колодца, куда уходили толстые чёрные кабели, мы постояли ещё две минуты: мама молилась. Я повторяла вместе с ней:
— «…да упокоится тело твоё с миром. Аминь!»
В автозале было непривычно тихо: после аварии, как сказала мама, половина аппаратов оказалась не нужна. А те механизмы, что отвечали за целость ракет, в обслуживании почти не нуждались. В обслуживании нуждались только мы — те, кто должны были, как объяснила мама, нажать на кнопку. Это нам нужны кислород, пища, вода. Свет и тепло.
Мама сказала:
— Катерина. Нам нужно поговорить.
Я сказала:
— Я готова.
Мама почему-то всё
