но Марину за стойкой не нахожу. Ушла? Не понравился спектакль? Интересно, а как всё это выглядело со стороны?
О боже, о чем ты думаешь, Соня!
Я поднимаю испуганные глаза на Мирослава Сергеевича и прикрываю ладонью рот, даже не зная, что сказать. Он стоит всё еще близко, глаза горят, а губы блестят от моего вишневого бальзама. А еще они красные. очень красные от того, что я, видимо, немного кусалась во время поцелуя…
Ну всё. Он меня уволит. И будет прав. Точно уволит и точноточноточно будет прав.
Вот идиотка. Сама ходила скулила, чтобы он не шутил по поводу каких-то наших отношений, а теперь вцепилась в него, как ненормальная.
А хотя… Не одна я виновата! Вообще-то!
— И я рад тебя видеть, Сонечка, — внезапно говорит он, улыбнувшись, и меня прорывает лавиной злости. Когда в моей жизни будет хоть немного спокойствия?!
— Вы… — начинаю я кричать, решая защищаться нападением. — Вы что, совсем уже?!
— Я? — он смеется надо мной, и это злит еще сильнее, хотя я понимаю прекрасно, что в этой ситуации моей вины сильно больше.
— Вы, конечно! Кто вас просил отвечать мне, а? Это был спектакль для Марины, от которой у меня уже мозг кипит!
— Так удался спектакль, разве нет? — он снова смеется, а меня снова толкает какая-то непонятная эмоция на совершенно идиотские поступки.
Я преодолеваю те два шага между нами, которыми сама же и спешила нас разделить, а потом, совершенно безрассудно, тычу пальцем Мирославу Сергеевичу в грудь и смотрю на него снизу вверх, прищурившись.
— Спектакль должен был быть другим, я ждала, что вы оттолкнете и мы расскажем ей правду. Это вы придумали всю эту чушь с нашими якобы отношениями, и я устала выслушивать от Марины, что не должна такая зачуханка, как я, быть с таким восхитительным мужчиной, как вы. Ясно?!
— Ну во-первых, как это я должен был тебя оттолкнуть? — он так гаденько улыбается, что меня немного подташнивает. — А во-вторых, — он тоже прищуривается, зачем-то заправляет мне волосы за ухо, а потом наклоняется к уху и шепчет: — во-вторых, не надо верить всем подряд. Ты восхитительная, принцесса.
А потом отстраняется.
И уходит на улицу.
А я так и стою тут одна, снова делая пару шагов к стойке, чтобы просто не рухнуть на кафельный пол.
О боги… Почему он такой сложный? Ну почему? Он не мог оттолкнуть, сказать, что я сошла с ума, посмеяться и забыть? Не мог? Да я бы даже признала сумасшествие! С удовольствием! Но почему-то все планы давно стали рушиться к черту, и вышло то, что вышло…
Я не знаю, как работать дальше сегодня. Весь день быть с ним в одном помещении и, возможно, даже пересекаться.
Казалось бы, да что такого, просто поцелуй, и тот случайный… Но нет. не для меня. Я никогда не целуюсь ни с кем “просто так”. Это только с Ольховским вечно какая-то чертовщина у меня случается.
Пытаюсь собрать себя в кучу, потому что надо выходить к нему, а я не готова… Интересно, а если я отпрошусь, он отпустит? А что. Скажу, что неважно себя чувствую (в целом, это даже не ложь), уеду домой, до завтра сожру себе мозг чайной ложкой, возможно пореву от эмоций, а завтра приеду на работу словно и не было ничего.
Точно! Так и сделаю.
Всё-таки собираюсь с силами и выхожу на улицу, прижимая к себе сумку, словно она мой щит и чем-то может помочь.
Мирослав Сергеевич снова курит, стоя у своей машины, и я морщусь, заранее предвкушая жуткий запах, и подхожу к нему, останавливаясь примерно в трех-четырех метрах. Достаточно этого, ближе нам нельзя находиться.
— Поехали? — спрашивает он, выбрасывая сигарету, и уже ведет себя так, как будто и не было ничего. Если бы не его красные губы, решила бы, что мне причудилось, честное слово.
— Мирослав Сергеевич, а отпустите домой, — говорю негромко, опуская голову. — Завтра выйду без опозданий, но меня эта Марина так достала, что у меня нет сил даже просто жить.
Ну, а еще мы только что с тобой целовались какого-то черта и в целом это главная причина, почему я хочу слинять с работы, но уже не особо важно. Про Марину я даже не вру, всё правда.
— Хочешь, освобожу тебя от работы с ней? — спрашивает внезапно. Я даже в ступор немного впадаю. А так можно было? Кажется мне, мы в последний момент летели к ней, потому что о новом сотруднике в целом все забыли. Киваю. А потом качаю головой. А потому что кроме меня некому ее обучать. Только самому Мирославу… Ну, а времени-то у него на нее нет. Придется мне.
— Мне кажется, ей еще денек и достаточно, она все понимает. Если сама работать захочет тут, то можно оставлять, я думаю.
— Ей не нравится у нас?
— Ей не нравится, что вы до сих пор не у нее, — закатываю глаза. Бесит она меня, ох как бесит…
— А, ну это пройдет, — он отмахивается, а потом обходит машину и открывает пассажирскую дверь. — Садись, отвезу домой тебя.
— Да я на метро… — пытаюсь противиться, потому что я, вообще-то, убегаю от его общества, весьма нелогично убегать от него вместе с ним.
— Я не спрашивал, принцесса, я сказал: садись. Быстро!
Сажусь. А что делать-то? Начальство, чтоб его…
— Открой бардачок, — говорит мне Мирослав Сергеевич, как только мы выезжаем с парковки. Странная просьба, но допустим. Открываю — Достань коробку.
Достаю. Коробка упакована в подарочную бумагу, что делать-то с ней? Он просит распаковать, я подчиняюсь, рву бумагу и как идиотка смотрю на коробку из-под телефона в своих руках.
— Это что? — спрашиваю его, потому что всё еще ни черта не понимаю.
— Это телефон. Возмещаю ущерб, который нанесла моя собака. Тебе.
Чего?! Не-не-не! Что это за новости еще?
— Нет, — качаю головой и кладу телефон обратно, но Мирослав Сергеевич перехватывает руку и возвращает коробку на мои колени, словно не терпит вообще никаких возражений.
— Я не задавал вопрос, Соня, чтобы ты могла отвечать. Переставь симку в этот телефон и включай его, мне нужно, чтобы мой сотрудник всегда был на связи. Считай это на восьмой марта.
— Сейчас май.
— Да похрен мне, честности ради…
Глава 11. Соня
Плохое предчувствие поселяется внутри меня, когда я поднимаюсь по лестнице на третий этаж своего дома. Я надеюсь просто хотя бы попасть в свою квартиру. а еще надеюсь, что она в целости и
