Олег не желал. Разговаривать с матерью ему всегда было как-то особенно тяжело — с учителями и то легче. Может, потому что они требовали от него только выполнения домашних заданий и примерного поведения в школе — мать же давила гораздо сильнее.
С пятнадцати лет Олег ходил к психиатру для коррекции своего состояния и поведения и добился значительных успехов. Теперь он понимал, как нужно жить в обществе и общаться с людьми, чтобы тебя считали «нормальным». Да, Олегу до сих пор было сложно заводить близкие отношения — он по-прежнему предпочитал любым отношениям обычную манипуляцию и взаимную выгоду. Но, по крайней мере, окружающие перестали его бесконечно раздражать. Появились многочисленные приятели, с которыми Бестужев порой куда-нибудь ходил. Он теперь вполне мог просидеть два часа в театре или на концерте, тогда как двадцать с лишним лет назад подобное вызывало у него неприязнь. Олег стал способен анализировать и свои поступки, и поступки окружающих и отдавать отчёт в собственных действиях. Бестужев ещё помнил, как когда-то никак не мог понять, отчего не может просто встать и выйти из класса, если ему нужно в туалет. Или взять чужую вещь без разрешения. Или соврать в ответ на простой вопрос.
Самым забавным было то, что его мать, несмотря на то, что Олег до сих пор порой общался с психиатром — уже не регулярно, а по мере необходимости — и пил таблетки, так ничего и не узнала. Иногда Бестужев пытался представить, как бы она отреагировала, узнав о его «прекрасном» диагнозе — диссоциальное расстройство личности, — и невольно начинал улыбаться, понимая, что для матери это был бы чистейший, концентрированный ужас.
Сам он как-то давно уже привык.
16
Олег
— Мне не понравилась твоя новая помощница, — с апломбом заявила Галина Дмитриевна, как только сняла трубку. — Грубая и невоспитанная, не чета Аллочке.
— Она просто не болтливая, в отличие от Аллы, — усмехнулся Олег. — Но вообще это не твоё дело. Будешь её против меня настраивать — урежу содержание.
— Что ты! — сразу переполошилась мать. — Я всегда за тебя, Олежек, и никогда против. Если тебе Аллочка разонравилась, а теперь нравится эта Нина, ну и пусть. Меня всё устраивает!
— Вот и отлично. А чтобы тебя ещё больше всё устраивало, я перечислю деньги только через четыре дня. По расписанию.
— Олежек, но как же…
— С голоду ты не помрёшь, — отрезал Бестужев. — Ничего, побудешь четыре дня дома, подумаешь о своём поведении. И кстати, оно не только Нины, но и Аллы касается. Хватит с ней общаться. Не верну я её.
— Зря ты так, Олежек, — вздохнула Галина Дмитриевна. — Мы к тебе обе — с добром. Я же мама твоя, а из Аллы хорошая жена получилась бы.
— Это ты с чего взяла? — заинтересовался Олег. Ему казалось, что Алла как раз не создана для семьи — слишком уж она любила свободу от всего. Он был уверен, что все пять лет работы на него Алла встречалась с кем-то ещё. Поэтому Бестужев всегда использовал презервативы.
— Да нагулялась девка-то, — фыркнула Галина Дмитриевна. — Поняла, что п**да не резиновая, остепеняться пора, детей рожать. Она бы тебя заботой окружила такой, что любо-дорого. Потерять очень боялась. А ты её вот так, из-за глупой какой-то ошибки…
— Ну вот такой я бессердечный, — пожал плечами Олег и, попрощавшись с матерью, положил трубку.
Семья, дети… Всё это, конечно, прекрасно. Но какая нормальная женщина согласится на создание семьи с социопатом?
Алла — да, была согласна, но только из-за денег, и потому что знала Бестужева в течение пяти лет. Может, она и не плохой вариант, но… Алла Олега раздражала. Он терпел её только потому, что во время его работы над текстом она молчала, ну и в сексе была хороша и удобна. А в остальном…
Хотя Олега так или иначе все раздражали — стоило только вспомнить любого из близких знакомых, как тут же приходили в голову черты их характера или привычки, которые выводили Бестужева из равновесия. В Нине, правда, пока ничего не раздражало, кроме её недоступности.
Но, скорее всего, просто потому что он её ещё плохо знал.
17
Нина
Только дома я вспомнила, что забыла подписать у Бестужева книгу для Маши. Ребёнок, конечно, расстроился, но тут же утешился, как только я рассказала об идее своего работодателя написать про Машу книгу. Точнее, не про неё — просто Маша будет одним из персонажей, — но для дочки это звучало именно так, и никак иначе.
Ещё Маша тут же загорелась желанием познакомиться с Бестужевым и в силу возраста не могла понять, отчего я говорю, что это нереально. Тем более что она точно помнила, как в прошлом году моя коллега праздновала день рождения своего сына — он одного возраста с Машей — и позвала всех в кафе вместе с детьми. Там Маша познакомилась со многими редакторами из моего бывшего отдела. Поэтому теперь ей было неясно, отчего знакомиться с «тётей Олей» и «дядей Владом» было нормально, а увидеть Бестужева не светит. Но ничего, придётся дочке как-то с этим смириться.
На следующий день была суббота, и Маша очень расстроилась, что с утра я не останусь дома, а вновь отправлюсь на работу. Пришлось объяснять ей про длительность рабочего дня и размер зарплаты, от этой самой длительности зависящий. Маша немного подулась, но в итоге оттаяла. Тем более что ей личную новогоднюю сказку обещали, ради этого можно было и потерпеть немного.
Около восьми часов я выскочила из дома, раздумывая, стоит ли после окончания рабочего дня ещё зарулить в торговый центр, подобрать Маше подарок на Новый год, или ещё подождать? И, запрыгивая в автобус, отчётливо ощутила вибрацию мобильного телефона у себя в сумке…
Как многие мамы, я всегда смотрю, если кто-то звонит или пишет. Мало ли что? Вдруг у Маши с
