«Ну вот. Начинается… — Сергей закатил глаза. — А я-то уж подумал…»
Пандис чуть заметно вжал голову в плечи.
Все в столовой перестали стучать ложками, устремив на новеньких свое внимание.
— Давай сначала пожрем, ладно? — вставил Пехота.
— Не-ет, — протянул Чилиец. — Без присяги нельзя-а. Пока не примешь, любой закопать может, и ничего ему не будет. — Склонившись над Сергеем, он продолжал: — Давай, повторяйте за мной: «Я, такой-то и такой-то… Ну??»
Сергей глянул на Пандиса, тот смотрел на Чилийца, как завороженный. И вдруг начал говорить:
— Я, Пандис Алар… — он замолчал.
— Ты что ж, забыл?…Вступая в ряды косоглазого братства… — помог ему Чилиец, — торжественно клянусь…
— Клянусь… — послушно повторил Пандис.
— Во-от, уже хорошо-о, продолжаем… Клянусь чтить и выполнять приказы своего казахского руководства…
— …казахского руководства… — уныло повторил Пандис.
— Ты что делаешь! — Сергей тряхнул его за плечо.
Тот будто очнулся и растерянно заморгал, не зная, что и ответить.
Все присутствующие разразились хохотом. Пехота поперхнулся и закашлялся, вывалив на земляной пол пережеванную пищу.
— Говорил же, дай сначала пожрать! — сквозь слезы выдавил он.
— А ты чего молчишь? — обратился Чилиец к Сергею: — Присяга, она, знаешь? Это как грудь в первый раз потрогать… или в рот взять… Ты думаешь, присяга — это только слова такие? Не-ет. Вон, Пандис уже готов. Да? Пандис?.. А ты что там про «палец» говорил?.. А?.. Ты забудь, что ты чемпион. Я таких чемпионов теперь вот здесь видел… — он сделал неопределенный жест рукой, указывая куда-то себе в область паха.
Игнорируя общий смех, Сергей не торопясь и очень серьезно поднялся из-за стола. Чилиец ему надоел. Мало того, он становился опасен. Сергей повернулся к нему лицом, глубоко вздохнул и расправил плечи…
— Все на выход! — раздался поставленный командный голос Бронье. Он, похоже, всегда появлялся в нужное время и в нужном месте.
Наемники стояли возле столовой неровным строем, в свободных расхлябанных позах. Команда «смирно» здесь понималась по-своему. Примерно как команда «вольно», только попробуй пикни. «Вольно» — есть, а воли — нет. Так что, как батюшка раз говорил Сергею в церкви после того, как он в очередной раз умер: «Смири-ись! Не искуша-ай!» Сергей мысленно перекрестился, вместо руки проследовав по нужным точкам глазами: лоб, живот, плечи…
Бронье расхаживал мимо размеренной и важной поступью Понтия Пилата, снисходительно понятливо разъясняя дополнительные условия.
— Кто передумал, сейчас может уехать. Я как раз могу подвезти. — Он услужливо улыбнулся. — Если найдутся желающие, им будет выплачена неустойка и куплен билет в любой конец. Так что, давайте, ребята, решайте. Сейчас или никогда.
Бойцы переглянулись.
— Конец, он и есть конец, — хмыкнул Красавчик-Вова, — можно и без билета.
Похоже, он знал, что говорил. Однако многие призадумались. Озабоченность на неодухотворенных лицах выглядела удручающе и комично… если бы не было так грустно. Пандис нервно кусал изнутри щеку, придавив ее кулаком, будто хотел от напряжения сожрать сам себя. Пехота не проявлял никаких эмоций, вся эта мастурбация лично ему, как и Вове, была хорошо знакома. Его просто одолевал чисто спортивный интерес, кого сегодня по-тихому зароют в пустыне. Но были и такие, кто сомневался и искренне верил в отходную. Они даже не представляли себе, какой сейчас перед ними стоял выбор. Но просвещать наивных здесь было не принято. Здесь каждый сам за себя. Волки-одиночки, собранные в одну стаю. Они только жрали вместе, а все остальное — поврозь.
Сергею приглянулся один парень. Все сомнения лежали на его тусклом лице, как на ладони. Он еще никем не стал. Он и наемником-то толком не стал, но и человеком уже не станет. Сергей вдруг понял, что у него осталось на донышке жизни. Вот сейчас ему померещится выход там, где есть только входы, радуга, мостиком перекинувшаяся на призрачный берег, и он воспользуется этим миражом. Но разве можно куда-нибудь выйти по радуге…
— А сколько неустойка?.. — поднял руку парень с тусклым лицом.
— Хорошая неустойка, — солидно кивнул Бронье. — Никто не жаловался.
— Ясное дело… — тихо пробормотал Пехота, переминаясь с носка на пятку, будто массировал стопы.
— Я бы уехал, — тусклый неуверенно поискал поддержки в глазах бойцов, но те только пожимали плечами. Не зная, куда деть взгляд, он посмотрел на часы. — Я бы даже на поезд успел…
Его «командирские» часы показывали 7.30 утра.
Бронье кивнул и окинул остальных испытующим взглядом.
— Я так понимаю, что у нас один претендент на неустойку. Я правильно понял?..
Позже всем выдали альпинистское снаряжение и построили у ворот, где их уже ждало несколько открытых облезлых военных внедорожников. Поодаль стоял тот самый джип, на котором привезли Сергея. Бронье прошел вдоль строя и запрыгнул в отдельно стоящий джип. Следом за ним прошел тусклый с небольшим рюкзачком.
— Не доедет он никуда, — процедил сквозь зубы Пехота. — У нас в Афгане это увольнением называлось. В штаны гранату и со скалы…
— Разговоры прекратить! Бего-омм арш!.. — скомандовал инструктор.
Охранник нажал кнопку, и ворота раскрылись. Бойцы засеменили на пробежку. Мимо проехал джип с улыбающимся Бронье. Тусклый сидел сзади, все еще сомневаясь.
Сергей проводил их взглядом, с одним из них мысленно попрощавшись. Но, как говорится, тропинки на этом газоне протоптаны не им. Здесь никто по асфальту не ходит, а этот, похоже, попытался.
Неровный строй бежал трусцой по растрескавшейся от жары земле с жухлыми кочками серой пересохшей травы. Сергей чуть прихрамывал. Остаточная боль отдавалась в теле эхом недавних боев без правил. Все у него без правил: и бои, и любовь, и сама жизнь… «Эх, Анька, так я тебя и не трахнул… — грустно подумал он. — А как хотелось. Аж скулы сводило… А твоего Валю я… мать его… дай только вернуться…» Мысли же о Лене по-прежнему занимали воображение, но становились все более родственными и платоническими. В них была маятная тоска, но не было страсти.
Прибалтика встретила Гарольда теплым дождем, перемежающимся всплесками солнца. Русские такой дождь почему-то называют грибным, даже если грибам не время. Поезд, сбавив ход, медленно подтаскивался к городу. Поздним утром Гарольд вышел на железнодорожном вокзале Вильнюса и первым делом направился в ресторан. Он не мог есть в поездах, его отвратительно укачивало. Он предпочитал принять снотворное и проспать всю дорогу. Но после ему жутко хотелось есть.
С аппетитом уничтожив двойную порцию яичницы с помидорами и зеленым луком, он выпил большую чашку черного кофе с тостами и заказал мороженое. Ему предстоял длинный деловой день, и, возможно, времени на еду не будет.
