скрытую угрозу, некое предупреждение, но виду не подал.
— А как вы общаетесь со своим другом, этим евнухом?..
«Проклятье, с чего мне вдруг так не по себе? В истории Минора были свои мрачные эпохи: тут тоже практиковались рабство и кастрация… Почему же, во имя Худа, у меня аж мороз по коже?»
Бошелен снова пожал плечами:
— Использую простейшее заклинание для связи. Он явится в назначенное для встречи место точно в указанное время.
— Вы некромант, Бошелен? — небрежно поинтересовался Гульд, наблюдая за реакцией собеседника, но не почувствовал ничего, кроме едва заметного веселья.
— Нет, что вы, сержант. Слишком уж это зловещее занятие. У меня нет никакого желания ступать на Тропу Худа…
— Худа? Некоторые утверждают, будто это нечто совершенно противоположное…
— На сей счет существует множество предположений. Я лично склонен согласиться с теорией мудреца Кульпа-старшего, что некромантия находится на пороге Тропы Худа — в промежутке между жизнью и смертью, если вам так будет угодно. Некроманты, возможно, знают больше, но не в их обычае распространяться на эту тему. Те, кто практикует смертное искусство, крайне скрытны — в силу естественных причин.
Кивнув, Гульд медленно направился к двери.
— Ваш слуга — упрямый человек, Бошелен. Он был готов отдать свою жизнь, защищая ваше право на уединение.
— Знай я об этом, — сказал Бошелен, бросив взгляд на Риза, — я бы предупредил его насчет тех, кто не понимает ответа «нет».
— Неплохая мысль, — буркнул Гульд. — Вы едва не лишились достойного человека и хорошего слуги.
— Воистину, это было бы весьма печально. Спасибо за заботу. Больше вы от меня ничего не хотите?
— Пока нет, — ответил Гульд, останавливаясь на пороге. — Вы заплатили за эту комнату вперед?
— До конца недели, сержант. А что?
Гульд открыл дверь, пряча кривую усмешку.
«Чего это он вдруг так напрягся?»
— Всего хорошего, сударь.
Сержант вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Снаружи, буквально выпучив глаза от нетерпения, ждали капрал и Облер. Гульд двинулся по коридору. Оба последовали за ним.
— Бошелен говорит, что они заплатили за неделю вперед, — сказал Гульд Облеру.
— Так и есть, сударь, — кивнул управляющий гостиницей.
— То есть пробудут здесь еще как минимум четыре дня?
— Верно.
— Капрал?
— Да, сержант?
— Оставайся возле здания, пока тебя не сменят. Облер, здесь есть черный ход?
— Да, но он тщательно заперт, закрыт на три засова.
— Это еще почему?
Писарь постучал пальцем под левым глазом и осклабился:
— Слишком уж громко дверь лязгает. Я каждый раз просыпаюсь, сударь.
— А как давно черным ходом пользовались в последний раз?
— Уже несколько недель прошло. С тех пор как появились эти двое — ни разу.
— Значит, Корбал Брош ушел через главный вход?
Облер остановился на лестничной площадке:
— Корбал Брош? Это который же из них, сударь?
— Евнух. Которого сейчас здесь нет.
— Точно нет? Вы уверены, сударь? С тех пор как они заселились, я видел выходящим из комнаты только одного — того самого, с кем вы только что говорили. Второй должен быть там, сударь, он никуда не выходил.
Гульд нахмурился:
— Ошибаешься, Облер.
Писарь, однако, лишь покачал головой.
— Ладно… А скажи мне: этот Корбал Брош что-нибудь ест?
— Гм… нет, сударь.
Сержант нахмурился еще сильнее. Глаза управляющего забегали, и он облизал губы.
— Коли подумать, сударь, так это и в самом деле странно. Если только второй не делится с ним едой. Может, они постятся или еще что.
Гульд двинулся дальше по лестнице. Капрал следовал за ним по пятам, а сзади семенил Облер.
— Как вообще выглядел этот евнух? — не оборачиваясь, спросил сержант у управляющего гостиницей.
— Рослый, сударь. Просто огромный. Кажется, вообще ни слова не сказал, только постоянно улыбался. Липкий, как дохлый кит, сударь, — вот как он выглядел. Я понятия не имел, что он евнух, но сразу почувствовал: что-то с ним не так. А теперь, когда вы сказали, сомнений нет: точно евнух.
— Выпейте вина, — сказал Бошелен, наливая до краев два кубка и протягивая один Ризу.
Тот с благодарностью его принял.
— Прошу прощения, хозяин…
— Не за что. Как сказал тот стражник, было бы крайне печально — и нежелательно, — если бы вы хоть как-то пострадали. — Он вопросительно взглянул на старика. — С чего вдруг такое упрямство? Вы производите впечатление разумного человека, Риз, — и вдруг попытались оказать сопротивление сержанту городской стражи…
— Ну… просто я не хотел подвести вас, хозяин. Мне… э-э-э… нравится эта работа.
— Боялись ее потерять? Пусть вас это не беспокоит, Риз. Мы считаем вас просто идеальным слугой.
«Мы?» Эмансипор огляделся.
— И, кроме того, любезный Риз, — продолжал чародей, потягивая вино, — я предвижу, что наше знакомство будет долгим.
— Да? Э-э-э…
— Хотя ваш разум все еще скрывает от меня свои тайны.
— В самом деле, хозяин?
— Гм… например, ваша жена, с которой вы живете вот уже тридцать лет…
— Субли? Ну, я частенько на нее ворчу, хозяин, это верно, но она все это время была рядом со мной, а иногда мне больше просто не за кого держаться, сударь, если вы меня понимаете. Я люблю ее всей душой…
— Знаю. Не в том дело, Риз. Я слышу в ваших мыслях ее голос, но не нахожу образа — я не вижу жену внутри вас, и именно это кажется мне столь странным…
Несколько мгновений они, не моргая, смотрели друг на друга поверх золотых кубков, а затем Бошелен допил остатки вина, кашлянул и отвел взгляд.
— У меня будет завтра для вас работа, Риз.
— Да, хозяин?
— Вот что, любезный… — Бошелен снова наполнил свой кубок. — Найдите нам место на корабле. На судне, которое идет как можно дальше на восток.
Эмансипор прищурился:
— Хорошо, хозяин. Мне стребовать с Облера деньги, которые вы заплатили вперед?
— Нет, пусть забирает. Но в ближайшие два дня я хотел бы покинуть Минор. Это возможно?
— Сейчас начало сезона, хозяин. Можете не сомневаться.
— Отлично. И вот еще что, Риз…
— Да, хозяин?
— Будьте осторожнее.
— Само собой, хозяин.
— Вы уже встречались раньше с тем сержантом?
Эмансипор кивнул:
— Да, причем дважды. Год назад, когда убили моего работодателя, а потом — когда убили торговца Балтро.
— Похоже, он весьма сообразителен, — задумчиво кивнул Бошелен.
— Во всех отношениях, хозяин. Сержант
