есть о душе и боге любви. Суть сказки в том, что сын Афродиты Эрот, или на римский манер – Амур, влюбляется в младшую дочь царя одной прекрасной страны. Психея была столь прекрасна, что сама Афродита стала ревновать к ее красоте и послала сына, чтобы он влюбил ее в какого-нибудь урода. Но судьба судила иначе…
Жениться на Психее он не мог, но отгонял от нее всех женихов. Старшие сестры вышли замуж, а прекрасная Психея оставалась одна, и никто не мог понять, в чем причина. Устав ждать, родители обратились к оракулу, и он велел отвести ее в лес на вершину горы и там оставить. Родители подчинились и ушли в слезах, думая, что обрекли дочку на смерть…
Однако ветры подхватили ее на краю обрыва и отнесли в прекрасный замок, где по ночам к ней стал являться ее муж. Однако было условие: никогда не смотреть на него при свете.
Однажды сестры приехали к Психее в гости и по ее рассказам поняли, что она замужем за богом. Но из зависти наговорили ей, что муж у нее дракон, который пожрет ее вместе с ребенком. По их совету она берет бритву, масляную лампу и рассматривает спящего Амура. И обнаруживает не дракона, но прекрасного бога.
Однако рука ее дрожит, и она обливает мужа раскаленным маслом. От возмущения, что жена нарушила клятву верности, Амур улетает, и для Психеи начинается долгий путь возвращения любви, подобный русским сказкам о Финисте – Ясном соколе.
Девушке приходится прийти к Афродите, и та выступает для нее, как типичная сказочная Бабаяга, которая мучает девочку тяжелыми заданиями. И самое трудное из них – ради любви спуститься в Аид и вынести оттуда безделушку – стеклянный ларец. Очевидно, что суть не в ларце, а в способности души пройти любые испытания и развить такую внутреннюю силу, что даже боги смерти, звери и скалы отступают перед ней.
В итоге возлюбленные воссоединяются, а Зевс делает Психею бессмертной.
Это и есть высший идеал Орфизма, как мистического пути очищения души. Поэтому, хоть Зайцев и говорит, что сказка рождается во время того культурного переворота, которым преодолевается орфизм, сам миф об Орфее полностью сопоставим со сказкой об Амуре и Психее. Только в обратном, мужском варианте.
В нем деятелем выступает мужчина, как если бы перед нами было описание мужских инициаций. Однако до Орфея мы знаем вавилонский миф о том, как богиня Иштар отправляется за своим мужем Таммузом в мир мертвых. Миф этот был известен в Средиземноморье через финикийцев. Так что вопрос о поле основного героя в этом мифе не существенен. Героем сказки с одинаковой легкостью становятся как мальчики, так и девочки.
В самом кратком виде миф об Орфее таков. Сын речного бога Эагра и музы Калиоппы, то есть потомок титана Атланта, брата Прометея, а значит япетид, Орфей овладел игрой на лире до такой степени, что и живая, и неживая природа заслушивалась его. Он стал любимцем Аполлона, который подарил ему божественную золотую лиру.
Орфей влюбился в речную нимфу Эвридику и женился на ней. Но однажды, когда он играл, а она собирала ягоды в лесу, ее сильно напугали, и она, спасаясь бегством, вступила в змеиное гнездо и была укушена. Прибежавший на ее крики Орфей увидел лишь черные крылья смерти, уносившей его возлюбленную в Аид.
В горе Орфей отправляется вслед за любимой в подземный мир, вход куда живым запрещен. Но сила его пения такова, что даже Харон перевозит его через Лету, страдания душ прекращаются, а Аид и Персефона, прослезившись, соглашаются отпустить Эвридику при одном условии: если Орфей ни разу не обернется, пока не выйдет из Аида. Естественно, душа Эвридики идет столь бесшумно, что Орфей начинает сомневаться и оглядывается.
Эвридика остается в царстве мертвых. А он бродит по Фракии в тоске, пока однажды менады или вакханки, добивавшиеся его любви, не растерзали его за невнимание к ним…
Первое, что бросается в глаза – это резкая разница между сказкой и мифом, о которой и говорил Зайцев. В сказке происходят те же события, но все завершается «как должно быть» – благополучно, потому что человек может победить, если все сделает правильно и пойдет до конца, на любые жертвы и тяготы ради своей мечты. В мифе этого нет. Мифос, или мютос, во времена своего бытования означал в греческом языке просто «слово», то есть просто рассказ о действительных событиях.
Лишь с появлением эпоса он начинает означать быль, предание, то есть рассказ о прошлых событиях, которые уже могут быть не точны за давностию лет. А просто словом становится эпос. А ко времени классической Греции, то есть ко времени возникновения сказки, мифос уходит еще дальше в сумрак эпох. Теперь логос обозначает просто слово, которое описывает действительность, эпос – это предания, былины, а мифос – сказка. Но сказка не в смысле жанра, а в смысле выдуманности.
Сказка никогда не скрывает того, что она не есть истина. Миф же никогда не утверждает, что он выдуман, но люди считают его выдумкой. Однако сейчас мы видим принципиальную разницу между мифом и сказкой. Миф очень часто кончается плохо, а человек, слушая его, вправе хотеть, чтобы все кончилось так, как надо, как желательно! Именно об этом и писал Андре Иоллес.
И человек этот, слушая главный орфический миф и сохраняя его содержание, находит условия, при которых все может в жизни стать хорошо. Тут мы соприкасаемся с устройством человеческого разума, который должен обеспечить выживание своего хозяина, и сделает для этого все, что в его силах.
Сказка словно бы творится как осмысление мифа: а вот если бы он здесь сделал так, а здесь не сделал так, то победа была бы возможна!
Кто мог быть творцом сказки как жанра? Мог ли им быть не мифический, а исторический Орфей?
Орфизм, как говорит А. Ф. Лосев, подводя итог многочисленным исследованиям орфизма, никак не моложе Гомера. Точнее говорить трудно, поскольку тексты орфиков утрачены, и самые ранние свидетельства относятся лишь к шестому веку до нашей эры. Это значит, что человек, создавший орфизм, пришел в то же самое «осевое время», что и остальные создатели мировых религий.
Мифический Орфей родился за 11 поколений до Трои и участвовал в походе Аргонавтов за золотым руном. Но Орфей, которого можно считать исторической личностью, учился в Египте, усовершенствовал лиру, увеличив количество ее струн до девяти, и он был из Фракии.
Сам орфизм исходно имеет черты «рабского мировоззрения», как писали о