Алисой». За какой Алисой? Она мысленно вернулась в дом ученого – полупустой холодильник, спартанская спальня, гостиная, этажерка с…
Мысль ударила, словно молния. Этажерка с книгами.
Персис повернулась к Форрестер:
– Я буду иметь это в виду. Спасибо за помощь.
* * *
Через пятнадцать минут Персис вошла в дом Джона Хили через парадную дверь, которую Бирла опечатал днем раньше. Она направилась в гостиную, прямо к этажерке с книгами, и, наклонившись, достала «Алису в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла.
Книга была новая, Хили явно купил ее совсем недавно. Персис открыла ее на форзаце. Там стояла и подпись Хили и дата его исчезновения.
Следуй за Алисой. Иди по следам Алисы.
Персис пошла в спальню и встала напротив зеркала. Затем она крепко взялась за него с двух сторон, сняла с крючков, положила на кровать и посмотрела на стену.
Ничего.
Минуту Персис разочарованно стояла на месте, а потом снова взглянула на зеркало. Его оборотная сторона была сделана из тонкой фанеры.
Персис пошла на кухню и, порывшись в ящиках стола, достала нож.
Она легко просунула его под раму и вскоре вытащила фанерный лист наружу. На его обороте обнаружилось то, что она искала.
Крупными буквами, в целый дюйм высотой, на деревянной поверхности были выведены строки:
В залив красы, оставив Альбы брег,
Явился он за лаврами Синана,
И труд его империю навек
Прославил, но у порты инфернальной
Взгляд короля стал холоден, как снег.
При жизни его спутником был бегг.
Теперь, где крест и купол, скрыт до срока,
И там мы вместе ждем в объятьях рока.
8
Персис договорилась встретиться с Франко Бельцони в полдень в Музее Виктории и Альберта. Дорога на север длиной всего в семь километров заняла полчаса: неожиданно образовалась страшная пробка. Городские улицы заполнили протестующие. У вокзала Виктория и так всегда было многолюдно, но теперь дело усугублялось группой бастующих рабочих. Им пришла в голову светлая мысль привести с собой стадо коров. Животные выстроились вокруг скандирующих лозунги протестующих, и полиция мало что могла сделать. Избить тех, кто борется за свои права в новой Индии, – это одно, а поднять руку на воплощение бога – совершенно другое.
Припарковав джип рядом с музеем, Персис вошла через главный вход и оказалась в центральном зале с высоким узорчатым потолком, паркетом на полу и колоннами по периметру. Посетителей встречали бюст суровой королевы Виктории и не менее суровый мужчина за мраморной стойкой. Персис представилась, и мужчина сразу же повел ее по музею, кратко комментируя все, что попадалось им на пути: он напоминал заводную куклу, которая не может остановить механическое движение рук и ног.
Музей Виктории и Альберта был старейшим музеем Бомбея. Он был призван увековечить переход власти над Индией от Ост-Индской компании к Британской короне и продемонстрировать верность бомбейских торговцев новым властителям. На самом деле почти все самые древние его экспонаты раньше принадлежали временному экономическому музею, расположенному в бараках бомбейского форта. Во время восстания в 1857 году там разместили британские военные части, направлявшиеся в Калькутту, и, чтобы освободить для них место, бо́льшую часть экспонатов просто выкинули на улицу. То, что не было окончательно уничтожено, перенесли в залы Музея Виктории и Альберта и в окружающие его пышные ботанические сады.
Бельцони ждал ее в небольшом кабинете на верхнем этаже. Окна выходили как раз в сад. При виде Персис итальянец встал и протянул ей руку:
– Доктор Франко Бельцони. А вы, должно быть, Ispettrice[11] Вадиа.
Это был мужчина среднего роста, младше, чем ожидала Персис – ему было не больше тридцати, – с густыми черными волосами, черными проницательными глазами и волевым подбородком. На нем был классический костюм, хотя итальянец уже снял пиджак и ослабил узел галстука.
Персис не могла его за это винить.
Год только начался, но днем жара уже была невыносимой. Если так пойдет и дальше, город начнет засыхать: до сезона дождей оставалось еще долгих четыре месяца.
Жужжащий на потолке вентилятор донес до Персис запах пота и карболового мыла.
– Не желаете кофе?
Бронзовую кожу Бельцони оттеняла белоснежная рубашка. Улыбка итальянца тоже была ослепительной.
– Нет, спасибо.
– Прошу вас, садитесь.
Он махнул рукой в сторону стола и вдруг понял, что тот весь завален книгами и могольскими миниатюрами.
– Mi scusi[12], – произнес он и, хлопнув в ладоши, позвал слугу, скрывавшегося за углом.
Тот сразу взялся за дело, и вскоре стол был чист.
– Меня позвали прочитать здесь сегодня лекцию, – объяснил Бельцони, садясь на стул. – Я попросил выделить мне какое-нибудь помещение для нашей встречи, и ничего лучше не нашлось.
Он наклонился вперед.
– Скажите, чем я могу вам помочь?
Персис коротко объяснила, что произошло.
Бельцони внимательно слушал. При упоминании о пропаже La Divina Commedia его глаза потемнели.
– Impossibile![13] – наконец произнес он.
Некоторое время казалось, что от удивления он больше не сможет вымолвить ни слова. Итальянец встал и принялся ходить из стороны в сторону, бормоча что-то себе под нос.
– Мне сказали, что вы хорошо знали Хили.
Бельцони повернулся к Персис:
– Я? Нет. Я знал о нем, sì[14], но познакомились мы только три недели назад, когда я приехал в Бомбей.
– А зачем вы приехали?
– Ради манускрипта, конечно. По образованию я историк, но к редким манускриптам у меня страсть. Я работаю в Болонском университете. Три года назад здесь в библиотеке нашли старейший полный список иудейской Торы, пергаментный свиток, который ошибочно датировали семнадцатым веком. Мы установили, что на самом деле это был конец двенадцатого. Я был среди тех, кто этим занимался. Сейчас я работаю над каталогом всех существующих копий La Divina Commedia. Конечно, у нас нет текста, написанного рукой самого Данте, но существуют по меньшей мере четыреста копий четырнадцатого века. В основном они хранятся у частных коллекционеров. Копия в Азиатском обществе – это molto importante[15], потому что она очень древняя.
– А правда, что Муссолини однажды предлагал за нее миллион долларов?
Бельцони горько улыбнулся:
– Да, дуче был одержим Данте. Но Данте одержимы многие итальянцы. Он дал нам язык, на котором мы сейчас говорим. «Божественная комедия» – не просто одно из величайших произведений мировой литературы, она сделала тосканский диалект языком всей нашей страны.
– Давно вы ей занимаетесь?
– Всю жизнь.
– Скажите, кого может интересовать манускрипт? Настолько, чтобы он пошел на все, лишь бы его заполучить.
Бельцони
