alt="" src="images/i_001.jpg"/>
Поэта долг — пытаться единить
края разрыва меж душой и телом.
Талант — игла. И только голос — нить.
И только смерть всему шитью — пределом.
Каждая могила — край земли.
К чему близки мы? Что там, впереди?
Не ждет ли нас теперь другая эра?
И если так, то в чем наш общий долг?
И что должны мы принести ей в жертву?
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.
Смотри без суеты
вперед. Назад
без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
раздроблен изнутри,
на ощупь тверд.
Тех нет объятий, чтоб не разошлись
как стрелки в полночь.
…страданье есть
способность тел,
и человек есть испытатель боли.
Но то ли свой ему неведом, то ли
ее предел.
Классический балет есть замок красоты…
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос —
Бог сохраняет все; особенно — слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
Поэзия это не «лучшие слова в лучшем порядке», это — высшая форма существования языка.
Наряду с землей, водой, воздухом и огнем, деньги — суть пятая стихия, с которой человеку чаще всего приходится считаться.
Устремления большинства человечества сводятся… к достижению нормальных человеческих условий.
Всякое творчество начинается как индивидуальное стремление к самоусовершенствованию и, в идеале, — к святости.
Никто не знает будущего. И менее всего — те, кто верит в исторический детерминизм. После них идут шпионы и журналисты.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
Из него раздаваться будет лишь благодарность.
Брюсов
ВАЛЕРИЙ ЯКОВЛЕВИЧ БРЮСОВ (1873–1924) — РУССКИЙ ПОЭТ И УЧЕНЫЙ, ОСНОВОПОЛОЖНИК РУССКОГО СИМВОЛИЗМА. ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ И. СЕВЕРЯНИНА — «ПРЕЗИДЕНТ СРЕДИ ПОЭТОВ».
Кто не родился поэтом, тот никогда им не станет.
Каждый человек — отдельная определенная личность, которой вторично не будет. Люди различаются по самой сущности души; их сходство только внешнее. Чем больше становится кто сам собою, тем глубже начинает понимать себя — яснее проступают его самобытные черты.
Если можешь, иди впереди века, если не можешь, иди с веком, но никогда не будь позади века.
Человек умирает, его душа, не подвластная разрушению, ускользает и живет иной жизнью. Но если умерший был художник, если он затаил свою жизнь в звуках, красках или словах, — душа его, все та же, жива и для земли, и для человечества…
Меняются приемы творчества, но никогда не может умереть или устареть душа, вложенная в создание искусства. Если язык стихотворения еще позволяет прочесть, если по собранным обломкам можно уловить намерение ваятеля, то не умерла душа творца и для нас живущих.
Вечен только мир мечты.
Каждый миг есть чудо и безумье,
Каждый трепет непонятен мне,
Все запутаны пути раздумья,
Как узнать, что в жизни, что во сне?
Искусство жаждет самовластья
И души черпает до дна.
Едва душа вздохнет о счастье, —
Она уже отрешена.
Только доблесть бессмертно живет,
Ибо храбрые славны вовеки!
И всё, что нас гнетет, снесет и свеет время,
Все чувства давние, всю власть заветных слов,
И по земле взойдет неведомое племя,
И будет снова мир таинственен и нов.
Сверкает жизнь везде, грохочет жизнь повсюду!
Бросаюсь в глубь веков, — она горит на дне…
Бегу на высь времен, — она кричит мне: буду!
Она над всем, что есть; она во всем, во мне!
Глупец восклицает: «Ломок
Стебель памяти о заслугах!»
Мудрый говорит: «Буду скромен,
И меня прославят речи друга!»
Ты — женщина, и этим ты права.
Речи знакомые — новы опять,
Если любовью согреты.
…никогда не разорвутся звенья
Между душой и прелестью земли!
Великое вблизи неуловимо,
Лишь издали торжественно оно,
Мы все проходим пред великим мимо
И видим лишь случайное звено.
В любви душа вскрывается до дна,
Яснеет в ней святая глубина,
Где все единственно и не случайно.
