понимаю, что сейчас она даст мне оплеуху. Надо бы повернуться, чтобы увеличить шансы увернуться от увесистой руки, но краем глаза вижу, как Катя резко дергает ногой. Инстинктивно подхватываю ее за бедро, потому как ее стопа практически была у мужского сокровенного, находящегося между ног.
Катерина не ожидала моей реакции, поэтому теряет равновесие и буквально начинает падать назад. Разумеется, я не дал ей упасть, обхватив крепко за талию свободной рукой. Странно, но висящий за спиной триммер, мне в данный момент не помешал.
Оказавшись в моих объятиях, Катя мгновенно замолкает. Сначала она с ужасом в глазах рассматривает мое лицо. Потом начинает негодовать, поскольку понимает всю пикантность получившейся позы.
А поза получилась самой лучшей. Как раз для первого секса. Забористого такого… Спровоцированного лютой ненавистью друг к другу. Не знаю, как Катерина, а я вот четко ощущаю ее промежность своим членом. С трудом сдерживаюсь, чтобы не вызвать соответствующего стояка. Здесь хоть страсть, хоть чистое механическое трение, а член затвердеет быстро. Так можно и на статью нарваться. За покушение в изнасиловании.
— Отпусти меня! — вырывается из моих рук с силой, хотя я не собирался ее удерживать.
Удержать можно было. Сказать ей еще что-нибудь едкое. Но свидетелями нашего конфликта стали наши матери. Одна стояла возле дома, но из зарослей ей было все хорошо видно. Вторая с открытым ртом и испугом возле забора, разделяющего наши участки. Вчера я выяснил, что это две одноклассницы, хорошо общающиеся в школе. Наверное, поэтому Любовь Михайловна не смотрит на нас, как на врагов. Это не может не радовать. Хоть кто-то просто поздоровается утром. Что сразу же и происходит…
— Здравствуй, Андрей! — кричит Любовь Михайловна, стоя возле дома. — Как дела?
Катя хоть и вырвалась, но продолжает стоять рядом и буравить меня глазами. Вот-вот взорвется в очередной раз. Но Любовь Михайловна забирает удар на себя. Катерина еще раз выпускает пар через ноздри. С поджатыми губами и со злостью в глазах оборачивается к матери. Но ничего не говорит ей, а, только посмотрев в очередной раз на меня с ненавистью, быстро уходит в дом.
— Здравствуйте, Любовь Михайловна, — не повышая голоса, здороваюсь с ней. — Наверное, и не отдохнули толком ночью?
— Да вроде нормально все, — тушуется женщина. Ей явно стыдно за поведение своей дочери. — Тимурик, как ни странно, всю ночь спал.
— Это потому, что смеси наелся, — встревает в разговор уже моя мама, стараясь сгладить ситуацию, и подойдя ко мне ближе. — Любочка, если что нужно будет, заходи. Не стесняйся.
— Хорошо, — кивает Любовь Михайловна и уходит в дом.
— Вот тебе и Катюша… — задумчиво произносит мать.
Видя, что я вновь запустил триммер, спрашивает:
— Ты будешь дальше косить? — смотрит на меня с удивлением.
— Да, — быстро киваю ей головой.
Мать немного мешкается с моим ответом, но собравшись уходить к себе, все же спрашивает:
— Может тебе чего принести?
— Принеси. Водички. А то что-то после криков в горле пересохло.
Глава 9. Катя
— Ааааа! — кричу сразу, как только влетела в дом.
Это от гнева и одновременной безысходности. Я просто не могу повлиять на ситуацию. Я с силой выгнала его с нашего участка, но он как клещ вцепился в ситуацию, и теперь будет делать все, чтобы вывести меня из себя. И самое ужасное, что моя мать всячески его поддерживает!
— Катюша…
Слышу тихое за спиной. Рывком поворачиваюсь. Это мама. Она тихо вошла и просто сетует на мое поведение.
— Я тебя так не воспитывала…
Мама смотрит на меня с укором. Ей неудобно за мое поведение. Но по-другому я не могу. А при взгляде матери полного разочарования взрываюсь в очередной раз.
— Мам! — только и могу крикнуть я, потому как эмоции настолько зашкаливают, что мысли в голове путаются, а язык не поспевает за ними.
— Тихо, — говорит мама чуть строже, — Тимурика опять напугаешь. Я от тебя такого не ожидала. И очень огорчена.
Это весь нагоняй, который мама мне всегда устраивала. Она давно поняла, что лучшая «порка» ребенка — это далеко не крики и нотации в его адрес. Даже не битье ремнем. А провоцирование у него чувства вины. Да еще и глазами осуждения матери. Мама нередко манипулировала мной, когда ей хотелось повлиять на ситуацию. Уж лучше бы она так себя повела при моем решении выйти замуж за Рустама. Не знаю, послушалась бы я ее тогда, но сейчас хоть знала, что она не одобряла мой брак и оказалась права.
— Лучше бы ты так с Рустамом себя вела, — внезапно читает мои мысли мама, — глядишь, он бы не относился к тебе, как к тряпке.
От ее слов дрожь по телу проходит.
— Ты чего, мам? Ты же была только ЗА мое замужество…
Нижняя губа уже трясется в истерике. Я готова разрыдаться опять. Снова. Как вчера. Готова снова убежать, куда глаза глядят. Просто уйти от проблемы и больше никогда к ней не возвращаться. Подобное было мне несвойственно. Но именно так я поступаю в последнее время. Ровно с того момента, как застукала своего мужа с другой женщиной в нашей супружеской постели.
Я же просто ушла. Собрала всю волю в кулак и без истерик, разговоров, просто скрылась. Я закрылась. Я ни разу не позвонила мужу, чтобы потребовать объяснений. Я не решила, как буду жить дальше. У меня даже не было каких-либо рассуждений на эту тему. До тех пор, пока не узнала о гибели племянника.
Черт.
Нужно было племяннику погибнуть, чтобы я начала возвращаться к прежнему своему поведению. Тому самому. Настоящему. Но сейчас мои эмоции опять мешают мне. Теперь я бегу от соседа. От той ненависти, которую к нему испытываю.
Или наоборот?..
Да любая нормальная женщина со здоровым влечением к противоположному полу трепетала бы от счастья в данный момент. Именно в момент крепкого захвата и прижатия к себе. Это же сколько страсти в таком жесте! Но только не в нашем случае. Мы были готовы друг друга растерзать. И даже слишком пикантная близость между нами не смогла бы решить проблему. Если бы не посторонние в виде наших родных мам, искры и клочки летели от нас во все стороны.
Ммм… В голове предательски возникла мысль о клочках нашей одежды…
— А что я должна была тогда сказать? — пожимает плечами мама, выводя меня из раздумий. — Ты же влюблена была до безумия. Ты же не ела и не спала, если он пропадал на день-два. Правда, теперь понятно, где он пропадал и что делал.
