сидят неправильно, и едят неаккуратно! Аккуратистка выискалась! Это когда варенье малинное варили и они пенки с блюдечка лизали!
Макс посмотрел исподлобья.
— Верочка, это мои школьные друзья. Они скоро уедут, не переживайте.
— В кабинет без спросу пошла, — продолжала Верочка упрямо. — Чего ей там надо, в кабинете?! Это ж ваш кабинет! Книжку без спросу взяла! Чашки со стола таскает, я потом по всему саду хожу собираю!
— Чашки? — переспросил Макс. — Чашки и ложки, да?
— Что вы говорите, Максим?
— Ничего, — быстро сказал он. — Извините меня, Верочка.
И он побежал наверх.
На туалетном столике все было перевернуто вверх дном — они перевернули, когда искали перстень. Лиля на балконе разговаривала по телефону, и голос у нее был расстроенный.
Макс порылся среди разнообразных коробочек, штучек и банок, но не нашел ничего интересного. Щетка для волос попалась ему под руку, и он было бросил ее, а потом покосился, взял и посмотрел внимательно.
На щетке были длинные белые волосы.
Елки-палки!..
Макс вышел на балкон, на летнее, легкое, веселое солнце, которое путалось в соснах, и неровные игольчатые тени лежали на широких и теплых досках.
— Я сама не знаю, как это получилось, но… — говорила Лиля.
Макс подошел, вытащил у нее из ладошки телефон и нажал кнопку «отбой».
— Макс, ты что, с ума сошел?
— Лилька, вспомни!.. Ты вчера собиралась что-то делать с волосами, но Верочка притащила тебе телефон, и ты спустилась в кабинет. Дальше что было?..
Она смотрела на него во все глаза.
— Да ничего не было. Это с работы звонили, они мою статью не получили. Я отправила еще раз и вернулась. Только с волосами я ничего не сделала, не успела, потому что опять позвонили. Чего-то там уточнить надо было.
— И ты опять спустилась в кабинет?
Лиля немного подумала.
— Ну да. Компьютер у меня там. А телефон мне Марина принесла, потому что я его внизу забыла, как раз в кабинете.
— Ты пошла вниз, а Марина осталась в спальне?
— Макс, — сказала Лиля. — Она не могла взять перстень. Во-первых, она ничего о нем не знает. Во-вторых, она была в купальнике, таком, что… В общем, перстень никак не спрячешь, он же огромный! А у меня в кабинете была дверь открыта, и я ее хорошо видела.
— Она и не прятала перстень в купальнике, — сказал Макс мрачно. — Пойдем со мной.
— Куда?!
— В сарай.
В сарае было тихо и сумрачно, пылинки танцевали в солнечных лучах, пробивавшихся через щелястые стены.
Макс подошел к верстаку, заваленному остро пахнувшей стружкой, заставленному банками с засохшей краской, пакетами с удобрениями и еще какой-то ерундой.
— Ты здесь нашла чайную ложку?
— Ну да. Прямо вот тут, сбоку.
Макс посмотрел. Ближе всего к месту, на которое показывала Лиля, стояла жестянка из-под растворимого кофе, почти доверху наполненная гайками и шурупами, — тесть очень любил такие банки с шурупами, как будто ему то и дело приходилось что-то к чему-то прикручивать.
Макс перевернул банку, из нее хлынул водопад железок, и вдруг в самой середине полыхнуло зеленым огнем, негромко звякнуло и покатилось.
Прабабушкин перстень.
Лиля выхватила его и зажала в кулаке.
— Макс! Как ты его нашел?!
Он знал, что найдет перстень, и все-таки как будто не ожидал.
— Да уж, — сказал он, помедлив, и погладил ее по очень коротким темным волосам, — старших надо слушать.
— Макс?!
— Они нам не к дому, права Верочка.
— Марина и ее… жених?!
— Хахаль, — поправил Макс. — Верочка все правильно определила. Странно, что они перстень вчера не забрали. Хотя он мне говорил, что у него какие-то проблемы с машиной. И сегодня он ее должен привезти из сервиса. Видимо, предполагалось, что он приедет и спокойненько заберет из банки твой перстень.
— Макс, но как ты…
— Очень просто. Она целый день лежала в гамаке, мне Верочка сказала. Потом началась эта канитель с твоими звонками. В первый раз тебе трубку принесла Верочка, а во второй раз Марина. Она зашла в кабинет за книгой, на столе зазвонил твой телефон, и она тебе его понесла. Оба раза ты брала телефон и спускалась вниз. Верочка ничего из спальни взять не могла, она с нами столько лет, и… короче, не могла. А Марина могла. Ты ушла вниз, она осталась. Посмотрелась в зеркало, причесалась твоей щеткой — на ней остались длинные белые волосы. Ни у тебя, ни у Верочки, ни у Маруськи нет длинных белых волос!.. Потом стала открывать коробочки и наткнулась на изумруд. Вот и все.
— Нет, не все. Не все, не все! — Лиля разжала ладонь и показала ему камень, который словно наливался солнечным безудержным светом. — Где она его несла?! Как?! Он огромный, тяжеленный! И она мимо меня прошла, я хорошо ее видела!
— В чашке, — сказал Макс. — В кофейной чашке. Она пила кофе, чашка была у нее в руке. Верочка сказала, что Марина по всему саду оставляет чашки, а она, Верочка, их потом собирает! И ты сказала, что вчера в сарае нашла ложку. Только ты думала, что ее утащил домовой. Или дети. А на самом деле не дети и не домовой!..
— И… что теперь будет?
— Ничего. Я попрошу их уехать. Все-таки школьные друзья!
— Макс, не расстраивайся ты так.
— Я стараюсь.
Они еще постояли, а потом выбрались из сарая на свет и тепло. Сосны шумели высоко-высоко, их длинные тени лежали на дорожке, и пахло разогретыми стволами, смолой, летом.
— И все-таки я не повезу его в банк и не запру там в сейф, — сказала Лиля и подставила изумруд солнцу. Зеленый глаз снова загорелся торжествующе.
— Чтобы его опять утащили?
— Чтобы он и дальше нас оберегал, — твердо ответила она. — Ну, вот, от плохих людей, например.
— Ты… на самом деле в это веришь?
Она нацепила на палец кольцо, потянулась и поцеловала его:
— А ты нет?..
Инна Бачинская
• Соглядатай •
Каждый человек в чем-нибудь да замешан.
Вроде бы из законов Мерфи
Заслышав скрежет ключа, Монах оторвался от подзорной трубы и потер руки. Ему не терпелось поделиться увиденным. Ключ был у двоих — у однокашника Жорика Шумейко и у приятеля Леши Добродеева, культового, можно сказать, журналиста, на котором держится вся «Лошадка». Так в народе любовно называют местную газету «Вечерняя лошадь», радующую читателей сплетнями, слухами, криминальными хрониками, призывами одиноких сердец, паранормальными страшилками и откровениями экстрасенсов. Жорик сегодня уже отметился… вернее, отметилась его половина Анжелика, сварившая овсяную кашу и стоявшая над душой Монаха, пока он, давясь,
