шок заставляет меня замереть на месте, при виде женщины, стоящей прямо за барной стойкой. Уже больше года я не видела свою мать и не разговаривала с ней.
Мои глаза скользят по ней, оценивая ее потрепанный вид. Я похожа на эту женщину больше, чем хотела бы признать, но, если мои длинные волосы, поцелованные солнцем, чистые и волнистые, то ее — грязные и завязанные сзади. Мои голубые глаза ясны, а ее затуманены тем, чем она в данный момент занята.
Шок проходит не сразу, и на смену ему приходит гнев. Не теряя времени, я подхожу к ней, впиваясь ногтями в ладони.
Она нервно улыбается.
— Привет, детка. Ты хорошо выглядишь.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, отказываясь от всех любезностей.
— Разве я не могу зайти и посмотреть, как поживает моя дочь?
— Можно, но прошел уже год, и у тебя есть другая дочь, которая нуждается в тебе больше.
При упоминании Крисси ее губы сжимаются в тонкую линию.
— Послушай, я знаю, что прошло много времени. В последнее время все было… трудно.
Она не знает, что это значит, потому что в любой момент, когда жизнь становится трудной, она уходит.
— Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться. Мы можем поговорить минутку, пожалуйста?
Я подумываю выгнать ее, не заботясь о том, что она скажет, но любопытство берет верх, и я жестом указываю на один из столиков в дальнем углу. Она направляется туда, оставляя за собой запах водки.
Ее взгляд перемещается по бару, когда она садится.
— Место выглядит отлично. Дела идут хорошо?
Я пожимаю плечами.
— Это позволяет оплачивать медицинские счета.
Она вздергивает подбородок и сужает глаза.
— Почему ты всегда так делаешь?
— Что делаю?
— Бросаешь мне в лицо свою сестру.
У меня на языке вертится мысль сказать ей, что у нее две дочери, одна из которых нуждается в ее постоянной заботе и внимании, но я сдерживаюсь. Мы с Крисси не имеем для нее никакого значения. Я часто задаюсь вопросом, а имели ли мы вообще.
— Говори, что хочешь, мама, а потом убирайся отсюда.
Она поднимает руки перед собой, сдаваясь.
— Хорошо. Хорошо. Мы сделаем это по-твоему. — Она делает паузу, ее нижняя губа дрожит.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Она всегда была прекрасной актрисой.
— Мы с Джерри расстались, — лепечет она.
Я смотрю на нее в ответ, удивляясь, почему она думает, что меня это волнует. Я даже не знала, что она встречалась с парнем по имени Джерри.
— Он сбежал однажды ночью, забрав почти все, что у меня было, и больше не вернулся. — Слова произносятся печальным шепотом, но я не испытываю к ней никакого сочувствия.
— Ну, мама, может быть, тебе пора привести себя в порядок и перестать встречаться с неудачниками.
Ее плечи напрягаются, лицо сжимается в гневе. Фасад рушится, как я и предполагала.
— Я стараюсь, Зоуи. Просто… мне нужна помощь, чтобы встать на ноги.
Меня наконец-то осеняет мотив ее присутствия здесь, и я горько смеюсь.
— Ты просто невероятна.
— Речь идет о небольшом займе, — поспешно говорит она. — Я расплачусь с тобой, как только приведу свою жизнь в порядок.
— Как ты смеешь, — огрызаюсь я, мой голос разносится по бару, но я слишком зла, чтобы заботиться об этом. — Как ты смеешь приходить сюда и просить у меня деньги, когда я едва могу позволить себе заботиться о сестре!
— Я хочу выздороветь, Зоуи. Для тебя и Крисси.
— Чушь! Я уже однажды на это купилась, и больше не буду.
Несколько лет назад мне удалось наскрести пять тысяч долларов, чтобы дать ей, потому что она пообещала, что станет чище и будет лучшей матерью. Но этого не произошло. Она потратила их на выпивку и наркотики.
— На этот раз я серьезно. Я даже искала реабилитационные центры и…
— От тебя сейчас пахнет алкоголем. Всегда решаешь свои проблемы с помощью бутылки, не так ли, мама?
— Это говорит женщина, которая владеет баром, — парирует она.
— Этот бар оплачивает медицинские счета Крисси. Те, которые ты оставила исключительно на моих плечах.
— А чего ты ожидала? — плачет она. — Хочешь знать, почему я такая, какая есть? Посмотри внимательно на свою сестру. Ты хоть представляешь, как тяжело было о ней заботиться?
— Да, мам. Я действительно очень хорошо представляю. И занимаюсь этим с самого детства.
— Ну что ты, Зоуи. Ты всегда жалеешь себя. Тебе не нужно было брать на себя финансовую ответственность. Государство поместило бы ее в эту больницу, и никому из нас не пришлось бы платить ни цента. Ты решила взвалить эту проблему на себя.
— Она не проблема, мама. Она — человек. Моя сестра. Твоя дочь! — слезы застилают мне глаза, когда я думаю о несправедливости всего этого, особенно для Крисси. — Она яркая, красивая девушка, которая заслуживает любви, как и все остальные. Мы оба заслуживаем, а ты никогда не давала нам этого! — я с силой бью ладонями по столу. — Ты сошла с ума, если думаешь, что я дам тебе хоть цент. Все деньги, которые я зарабатываю, идут моей сестре.
— Я твоя мать!
— Ты не мать. Ни для меня, ни для Крисси. А теперь убирайся из моего бара и больше не возвращайся.
Она отталкивается от стола и встает, опрокидывая стул в гневе, и смотрит на меня сверху вниз.
— Вы обе были самыми большими ошибками в моей жизни, как и твой отец.
Обидные слова не становятся для меня неожиданностью, но, несмотря на это, они пронзают мою грудь, проникая глубоко в душу.
— Тебе нужна помощь, Зоуи? — Фрэнк встает рядом со мной, его рука сжимает мое плечо, и он смотрит на мою мать.
Я тянусь к его утешению, нуждаясь в нем, чтобы скрыть холодную боль, пульсирующую в моих венах. Боль, которую я не должна больше чувствовать, когда речь идет об этой женщине.
— Нет, Фрэнк. Все в порядке. Она как раз уходила.
Моя мать крутится на каблуках, из нее вырывается гневный крик, и она выбегает из бара. Только когда за ней захлопывается дверь, я делаю первый полный вдох, но он болезненный, и мне трудно дышать.
— Ты в порядке, милая? — спрашивает Фрэнк, в его голосе звучит сочувствие.
Я киваю, так как не могу подобрать слова. Сглотнув, я, наконец, нахожу их.
— Ты не против закрыться? Мне сейчас очень нужно навестить сестру.
— Конечно. Ты иди. Мы с Тарой справимся.
— Спасибо. — Слегка сжимая его руку, я хватаю свои вещи и ухожу, благодарная за то, что мамы уже не видно.
По дороге
