памяти с видами впадины и маршрутом к ней. Он был там однажды в молодости, много лет назад, когда путешествовал со своей подругой.
Картинка была исчерпывающей, и я уже знал нужные координаты и мгновенно переместился туда, и завис над бушующим океаном.
Закрыл глаза и стал погружаться в бездну.
Волнение постепенно прекратилось… Мне не требуется воздух, и я не дышу.
На глубине открыл глаза, было очень темно, чернота. Я расширил глаза и посмотрел вокруг истинным зрением.
Чернота вокруг меня рассеялась, и я увидел, что окружен рыбами Глаа.
Тысячами рыб.
Они словно знали, что я приду.
Наш разговор не задался с первой секунды.
Я обратился к ним как к разумным. Послал историю девочки, историю льва.
Отвергнуто. «Не наше дело».
Прошу снова.
Они не хотят, а я не хочу возвращаться ни с чем. Прошу снова и снова. Я не могу вернуться просто так… Накладываю на стаю намерение: «одна из вас пойдет со мной». Показываю будущее. Показываю, что это произойдет в любом случае.
Рыбы возражают, обнажая острые зубы.
Я им надоел.
Они развернулись уже, чтобы уплыть, но остановились.
— Я пойду, — выплыла вперед молодая рыба. — Потом просто приму рождение снова.
И представилась:
— Кэн… И вот мое условие.
Он послал мне не просто запись памяти, а запись своей мечты.
Потрясенный увиденным, я смотрел на него.
Рыбы Глаа были не просто разумными. Они были разумными второго порядка… Они могли мечтать.
Я снял куртку, и обернул Кэна, чтобы он не выскользнул у меня из рук на высоте. Прижал его к груди. И мы начали медленный подъем на поверхность, перепад давления был слишком велик.
Остановился на небольшой глубине, недалеко от бушующих волн.
Предполагая, что ему будет мучительно дышать разреженным воздухом, положил руку на его голову, чтобы погрузить в сон и разбудить наверху.
Но Кэн возразил.
— Не сейчас, — сказал он, — когда закрою глаза.
Я кивнул, прижал его к груди и взлетел над бушующим океаном сквозь метель.
На пяти километрах облака начали редеть.
Мне следовало торопиться, дорога была каждая секунда. Я сместился к магическому уровню реальности сильнее чем обычно, здесь время текло медленнее, давая Кэну возможность насладиться красотой заката, подсвеченными холмами облаков, полетом и ветром.
Я ощущал его эмоцию. Это был не страх — восторг.
Кэн закрыл глаза:
— Сейчас.
Я положил руку ему на голову и погрузил в сон.
Мне казалось, что сознание Кэна отделилось от него, и какое-то время мы вместе летели под небесами, совсем рядом.
А потом это ощущение исчезло.
«Он поднялся чуть выше и сел там», — подумал я.
И оборвал полет.
Теперь мы падали с высоты, пронзив снежные облака, к бушующему серому океану. Я крепко прижал куртку с Кэном к рубашке.
Перед самой землей затормозил и медленно вошел в грот. В пещере оказалось светло, стены поросли люминесцентным мхом, который давал ровное желтое освещение.
Я развернул куртку и положил вместе с ней тело на плоский камень у светящейся стены, как на алтарь.
Морской лев ждал меня.
Он неожиданно вставил рог в щель между плитами и, упав вниз, с криком сломал свой прекрасный символ, который значил для него все.
Рог откатился к воде, и я поднял теплую кость, еще хранящую жизнь, картины его памяти: молодость, встреча с любимой, океан, лед и солнце, дети, и они выросли, старость. Тут я увидел, что его подруга, которую я счел мертвой, подняла голову и смотрела на меня.
Все было ради нее…
Но я уже летел назад, к рыбам.
Мы договорились встретиться на новом месте, в бухте, где не было ветра. Погрузился на глубину. Рыбы уже были там.
Спокойная вода в бухте светилась темно-синим свечением.
Я почувствовал немой вопрос и вынул из кармана кристалл. Протянул вперед на ладони, и отпустил его, кристалл повис между нами.
Это была запись памяти Кэна, его последних минут. Беспристрастная запись произошедшего, сфокусированная моей волей.
Я качнул ладонью и запустил ее. Кристалл действовал один раз и передавал запись со всеми ощущениями прямо в мозг.
Мы смотрели глазами Кэна: как выходим из глубин, поднимаемся над облаками и летим, ощущая восторг, красоту полета, солнце и ветер до момента, когда я положил руку и погрузил его в сон.
— Достаточно, — остановил меня старший. — Мы запомним его таким.
Я остановил запись, и кристалл распался серебристыми блестками.
— Зачем запоминать? — удивился я. — Скоро расскажет сам.
Повисла пауза. Потом старший сказал:
— Мы не реинкарнируем. Если уходим, то навсегда.
И, видя мое замешательство, пояснил:
— Он не хотел тебя расстраивать.
Я висел ошеломленный в морской толще. Кэн не заснул, а умер, от него осталась только эта запись.
Рыбы смотрели на меня удивленно.
Вдруг одна из них подплыла ко мне и ткнулась в грудь, прямо в переливающуюся оттенками красного метку, и сказала:
— Эй, человек. Не плачь. Все хорошо.
Мне показалось, что разумная рыба вздохнула. Будто объясняла человеческому несмышленышу элементарные вещи, известные любому мальку.
— Мы вместе поднялись в небеса. Летали над облаками, видели закат. Познали счастье полета. Он оставил после себя больше, чем любой из нас.
Повернулась к остальным:
— Эй, мелюзга, рассмешите его. Эти люди такие чувствительные.
Косяк мальков двинулся ко мне, и через мгновение они тихонько тыкались в меня сотнями щекочущих ртов. В лицо, в шею, в ноги, забивались под рубашку и штаны, трепыхались там, пробираясь на волю через воротник. Прятались в карманах и в притворном ужасе выскакивали прочь.
И я невольно рассмеялся.
Колесо жизни двигалось не переставая, оно и не собиралось останавливаться. Это надо было принять.
Потом настал черед взрослых рыб. Они степенно проплывали мимо, совсем близко, так, что я чувствовал движение плавников и вибрацию воды. Некоторые вскользь касались руки или лица.
Последними подплыли родители.
Они были значительно больше меня, по сравнению с ними я выглядел мальком. На загрубевшей коже виднелись глубокие следы когтей и зубов, шрамы былых сражений, прилипшие раковины путешественников-симбионтов, поросшие донным мхом.
Родители молча смотрели на меня. Они на мгновение задержались рядом и ушли во мрак.
Я поднялся в небеса, и летел над облаками. В полном смятении думал о том, что увидел сегодня.
Думал о морских львах, о рыбах Глаа.
Череда жертв, и то как они приняли неизбежное, поразили меня.
Я летел потрясенный до глубины души, сжимая в руке рог.
#
12.
К городу я добрался в сгущающиеся сумерках.
Не хотел никуда спешить…
Сориентировался по ночным огням, отыскал центральный вестибюль по рядам светящихся окон. Потом увидел окно девочки и
