за мной долго место никто не намерен был. Я тогда работал старшим инженером. У меня в подчинении были люди. Одна из них Леся. Они за меня были горой и из отдела отпускать не хотели.
— А еще, этот человек, претендент на освободившееся место. ― я не назвал его имени, ― можно сказать, за то небольшое время моей работы в газете стал для меня наставником. Я не смогу, находясь рядом с ним, смотреть ему в глаза?
Мне удалось тогда без скандала вернуться в отдел. За счет этого я и продвинулся в очереди на квартиру: за меня хлопотал сам начальник отдела, иначе бы для меня, для Марии и нашей дочери не было бы ― 1984 года. Жизнь была бы совершенно другой. И не знаю, нужна ли была такая жизнь.
Однажды, Хазарский, узнав о моей работе в многотиражке и о том, что я пописываю рассказы, смеясь, сообщил:
— Ну, ты весь в меня. Правда, с некоторыми отличиями. Я тоже как ты люблю писать, меня тянет, даже как-то хотел засесть за роман, однако отчего-то постоянно не хватает времени, о чем очень сожалею. ― Что я еще узнал из биографии своего нового товарища: он закончил на отлично спецшколу с углубленным изучением английского языка, а вот институт выбрал не тот.
— А все из-за того, ― сказал Михаил, ― послушал мать. Она очень хотела, чтобы я стал журналистом-международником. Я пока им еще не стал и не знаю удастся пробиться или же нет? Мне нужно было бы учиться в литературном институте. А то, что получается? Все мои рассказы за исключением ранних, больше напоминают статьи или же эссе. А в последнее время и вообще ношу, ношу мысли в голове, хочу присесть за стол, излить на бумагу душу, но как-то не получается, то одно отвлекает, то другое…. А затем через день-другой все неожиданно куда-то и выветрилось. Будто и не было. Вот так!
Я, выслушивая своего нового товарища, часто подбадривал его. А однажды, не удержавшись, сказал:
— Да не переживай ты так. Какие наши годы. Все еще впереди. ― А он не удержался и похвалил меня за то, что я поступил правильно. Журналист, это журналист и с писателем его ни в коем случае путать не следует. Я думаю, придет время и дождусь от тебя хороших книг, ― помолчал и в раздумье произнес: ― Ты, наверняка, что-то пишешь, этакое большое, серьезное? Роман или же большую повесть. Если не секрет, что?
— «1984»!
— Это, что, такое название? ― спросил Михаил и серьезно, как-то по-особому взглянул на меня.
— Да, ― ответил я.
— Ну, ладно, хорошо, но я уже где-то такое слышал, ― сказал он в раздумье. Я не стал отвечать, где и с чем это название связано. Это моя книга и в ней мои события, мои мысли, не чужие. Его ассоциации пусть останутся при нем. Он умный, сам догадается. Времени для того у него достаточно.
— Ты напишешь, этот свой «1984»! ― продолжил Хазарский: ― Я уверен в том, а вот от меня ― каких-либо творений, не жди! Не бывать такому. У меня в последнее время даже при работе над рассказом возникают проблемы и не только из-за недостатка времени. Мое любопытство все более становиться журналистским, а не писательским: на до мной довлеет несовпадение интересов присущее этим двум профессиям. Оттого мне иногда бывает не по себе, особенно на работе. Я часто, склонившись над рабочим столом, просто боюсь, что в какой-то момент из-за недостатка информации могу, невольно, не заметив того скатиться к обычному художественному вымыслу. А этого при написании статьи, ну никак нельзя допускать.
Моя жена трудилась в библиотеке, и я мог читать хорошие книги. Это, уже после она ушла вместе с дочерью и сыном в школу, поменяв свою работу. В том была необходимость. А тогда я был наисчастливейший человек, так как за этими хорошими книгами «выстраивались» большие очереди, другими словами, нужно было записаться. За очередью следили общественники. Взять ту или другую книгу, минуя их, нечего и думать. Однако для Марии это не было проблемой, а значит и для меня.
Однажды, встретившись с Михаилом у дома, я не удержался и предложил ему для ознакомления почитать одну из новинок нашего прозаика Ильи Штемлера, по манере письма, очень смахивавшего на Артура Хейли. Он обрадовался, и этот мой поступок послужил последующему обмену книгами.
Одним из первых, в нашем кругу, я прочел книги Пастернака, Солженицына, Довлатова и других опальных в СССР писателей. А однажды он принес мне книгу Джорджа Оруэлла: «1984». При этом товарищ, взглянув на меня, хитро улыбнулся. Мне стало понятно: он догадался. О романе Михаил высказывался очень лестно, правда, не вслух, а шепотом. Она, считал он была написана о нашей стране ― СССР. Я, прочитав книгу, запротестовал и не шепотом, как он, а громко.
— Михаил, да она написана об Англии. Название: «1984» ― случайно. Это перевертыш последних двух цифр. Его дало издательство. Ты бы сел за написание книги, не имея названия? ― Я взглянул на товарища и продолжил: ― Я бы, нет. ― Помолчал. ― Нет названия, значит нет и книги.
— Да-а-а, ты тут прав! ― неторопливо ответил мой товарищ: ― Но, я думаю, что оно у него было. Он им просто не афишировал. «1984» ― это, не название. Название: «Старший брат смотрит на тебя» или что-то подобное. Книга же вышла после смерти автора, а это многое значит.
Я чувствовал, что Михаил чем-то озабочен. Он не хотел предо мной открываться. Я на него не давил.
— Михаил, я от этого Оруэлла просто в ужасе, сколько дури сидело в голове этого в прочем неплохого писателя. Надо же такого наворотить, хорошо, что это все на бумаге, а не в жизни. Уму непостижимо. Я понимаю, что он эту свою галиматью писал в тридцатых-сороковых годах нашего века, когда над Великобританией никогда не заходило солнце. Чем тебе не страна ― «Океания»? А еще Англия, на тот момент имела большую государственную собственность. Отсюда ― он вывел англсоц. ― Я немного потоптался у подъезда и, видя, что мой товарищ несколько озабочен и не собирается уходить, продолжил:
— Ты, хорошо, понимаешь, государственная собственность в капиталистической стране ни в коем случае не общественная, хотя, по сути, является таковой. Ни для кого не секрет, что значительная часть населения нашей страны тоже ее не считают своей, а должны. Мы говорим «о советском человеке», но его еще пока нет, не созрел. Отсюда твоим Оруэллом не зря придуман «старший брат», у которого ничего не
