с ума.
— Пойдем, дорогая, — золотой перстень проносится перед глазами. Единственное украшение, оставшееся у мамы после оплат по счетам. — Папе нужно отдохнуть.
Как она все это тянет? Особенно сейчас?
Болезнь отца прогрессирует давно. Рак играет с нами в догонялки: то исчезает ненадолго, то вновь появляется и нападает с утроенной силой.
Когда-то я думала, что удачно выйду замуж и избавлю отца от напасти. Потому что карьерные успехи мне никогда не светили. Но что-то пошло не так, идеальный план рухнул.
Точнее, я даже не приступила к его исполнению.
Выходим в коридор. Мама осторожно прикрывает дверь и опускается на кушетку. Тяжелый вздох жестко контрастирует с брючным костюмом цвета стали. От него веет уверенностью, силой. А их у нее больше нет.
— Я продала дом, — внезапно говорит, смахнув со лба светлую прядь. — Заложила. Но мы же понимаем, что нам нечем отдавать долг банку?
— Да, — сглатываю, после чего кошусь на дверь палаты.
За ней прячется гробовая тишина. Знаю, что отец нас не слышит. Но почти уверена, что все понимает. В нашей семье невозможно иначе. Мы все на одной волне.
— А Лазарев? — спрашиваю без всякой надежды.
Мама качает головой.
— Александр Самуилович одолжил нам столько денег, что мы вовек не рассчитаемся. Правда, он и назад ничего не потребовал.
И я за это ему безумно благодарна.
— Фонды?
— Ребята направили собранную сумму, — мама грустно улыбается, отчего щемит в сердце. — Как ты понимаешь, там жалкие крохи.
— Но они же соберут еще?
— Конечно, — кивает и поправляет волосы, — но время поджимает.
Болезненно жмурюсь. Как так вышло? Несколько недель назад у нас все было под контролем, а сегодня катится к чертям?
Почему жизнь несправедлива именно к нам?
Никто из моих знакомых, кроме Женьки, не в курсе отцовских проблем. А он в курсе, потому что его отец — Александр Самуилович.
С Лазаревым-младшим не горю желанием общаться. Последнее время он ведет себя странно. После того как выплыли наружу его измены Кате, моей лучшей подруге, наши приятельские отношения совсем разладились. Для нее их расставание стало болезненным ударом. И я полностью на ее стороне.
Только поговорить мне не с кем. Всем не до чужих проблем. Остальные же…
Мама не хочет, чтобы люди знали. Ее беспокоит престиж семьи, который пошатнется. Все то, над чем они с отцом долго работали.
Она запрещает мне продавать одежду. Но я нарушила общение и выставила на торги некоторые брендовые вещи, после чего сдала в ломбард украшения. Однако ситуацию оно не исправило. Все копейки ушли на оплату бесчисленных долгов.
— Дорогая, если есть варианты… — смотрит с мольбой.
Дыхание перехватывает. Мама в курсе, о чем или, точнее, о ком я думаю. Потому что знает про Олега.
Оно и понятно. Вчера я видела, как Шершнев отъезжал от нашего дома. Даже не поговорил со мной.
А ведь мог. После того, что было.
Мать молчала, словно воды в рот набрала.
Только по выражению лица ясно, что решение, каким бы оно ни было, дается ей очень сложно.
Как и мне.
Ком душит, горло распирает. От едкой горечи печет глаза.
Она предлагает пойти на сделку? Ее зрачки лихорадочно блестят.
— Послушай, тот мальчик…
— Олег не мальчик, мама! — вскрикиваю и яростно тру глаза, наплевав на макияж. — Совсем не мальчик. Взрослый и опасный мужчина, который считает, что может купить целый мир.
— Думаю, ты слишком строга к нему, — прокашливается, чтобы вернуть себе выражение невозмутимости.
Прячет под привычной плотным коконом панику.
Понимаю. Сейчас от нее требуется вся выдержка. Твердость. Но я тоже человек. Неужели заслужила такое? Шершнев… Одному богу известно, чем занимается! Разве в его возрасте реально достичь таких высот? Очень сомневаюсь. Шершнев купил компанию отца и даже глазом не моргнул. А ведь он старше меня всего на год, а по отношению к жизни на все пятьдесят лет. Между нами пропасть похлеще Большого каньона в Америке. Только мама ничего не замечает. Да и я не поняла, когда мы встретились впервые после выпуска.
Как дура попалась на его крючок.
Признаю, он умело очаровывал. Такой красивый, статный, успешный. С легкостью вскружил голову, чтобы позже положить ее на гильотину.
Ноги сводит от воспоминаний нашей близости в переговорке.
Я все еще чувствую его горячие прикосновения.
— Мам, ты не понимаешь. Олег…
— Что «Олег»? — знакомый бас ударяет по нервным клеткам и сбивает с языка всю фразу.
Захожусь кашлем, когда слова обжигают горло. В чертовом коридоре становится слишком тесно. С каждым долбящим шагом чувствую, как стены сдвигаются сильнее. Они забирают из помещения последний кислород.
Не поворачиваюсь к нему.
Но волоски предательски приподнимаются, когда кожа ощущает обжигающую ауру за спиной. Лопатки сводит судорогой, и меня буквально пригвождает к месту. Ледяной пот струится вдоль поясницы наперегонки с мурашками. Тело бросает в разные состояния за долю секунды. Хочу исчезнуть. Сжаться до мизерной точки, чтобы он не заметил и прошел мимо.
И одновременно хочу, чтобы он просто не двигался.
Неужели мама ничего не замечает?
Похоже, что нет.
Приветливо улыбается и протягивает ладонь. Но вместо ответного рукопожатия пальцы Олега пересчитывают мои позвонки.
— Олег, мы так рады вас видеть, — мама излучает чрезмерный позитив. Аж тошно.
— Не старайтесь, — чертова конечность Олега оказывается на моем плече. — Все рады меня видеть из-за денег.
Мама замирает и недоуменно косится в мою сторону.
— Ираида Васильевна, будьте добры, оставьте нас. Подождите в машине, она стоит у входа.
Открывает рот, но сразу закрывает. Интонация Шершнева намекает, что здесь ни у кого нет права голоса, кроме него. Словно загипнотизированная, мама разворачивается и семенит к выходу. Тем самым оставляет меня наедине с чудовищем.
Разочарованно вздыхаю, представляю его взгляд. Два колючих изумруда, которые впиваются в кожу до фантомной боли.
Недолго ты прятался за маской обаятельного парня, Олег Шершнев.
— Правда, Леночка? — сводящий с ума шёпот ядовитой змейкой забирается в ухо. — Тебе же нужны деньги?
Глава 18
Разворачиваюсь на каблуках и утыкаюсь взглядом в натянутую на груди черную рубашку. На плечах сверкают серебром капли дождя. Как и на брюках. Образ такой подобрал. Весь из себя опасность, посмотри на него.
На улице холод, а ему хоть бы что.
И это не странно. Кажется, что внутри он сплошной камень. Разве за твердой породой живут чувства?
— Нужны, — киваю.
Собираю руки за спиной. Сцепляю пальцы в замок, чтобы найти опору. Внутри — мечется в стороны ураган. Хочется встать на носочки и плюнуть в самодовольную рожу.
А она именно такая. Словно слепленный скульптором, Олег сплошное
