Книга Запрещённый приём - Лорел Гамильтон

7

Какое-то время мы ехали молча, преследуя задние фары машины шерифа. В салоне было темно — горела только подсветка на приборной доске, разгоняя мрак. Как только мы выехали за пределы городка, вокруг стало по-настоящему темно — деревья казались едва различимыми гигантами по бокам от дороги. В новолунье, да еще и с такой высокой облачностью, только фары машин были тем светом, что прорезал дорогу сквозь тьму.

— Здесь так темно, когда луны не видно. — Заметила я.

— Зато видно звезды, а еще иногда можно северное сияние увидеть.

— Ого, ни хрена себе.

— Как тебе удалось успокоить зверя Бобби? — Спросил он.

Не знаю, почему, но вопрос застал меня врасплох.

— Магия. — Ответила я.

— Правда? — Переспросил он, уставившись на меня.

Я покачала головой.

— Ну, не совсем. — Я подумала над ответом и поняла, что он был не слишком точным. Ньюман знал, кто я такая, так что я решила сказать ему правду. — Я знала, что он почует… почует ликантропию в моей крови.

— И как тебе это помогло?

— Иногда, если ты почуял другого зверя, это помогает вернуть себе рассудок.

— Значит, у меня бы не получилось это сделать?

— Нет, не получилось бы.

Он вздохнул.

— Я надеялся, что это какой-то прием, которому ты можешь меня научить.

— Не вздумай обнимать ликантропа с изменившимися глазами, Ньюман. У тебя в крови штамма нет, так что ты будешь пахнуть едой.

— Я могу хоть как-то помочь оборотню не перекинуться? Ну, сквозь прутья решетки?

Он так искренне хотел преуспеть в своей работе, что я хорошенько подумала над ответом, чтобы действительно посоветовать ему нечто дельное.

— Если вы знакомы или дружите, ты можешь упомянуть какие-нибудь человеческие воспоминания. Есть вероятность, что это поможет.

— А если мне известны только имена супруги и детей? Я могу помочь, напомнив о человеческой жизни, если мы не знаем друг друга лично?

— Возможно, но только если ты стоишь по другую сторону решетки. А еще важно, насколько опытен этот оборотень. Если перед тобой новичок, это не сработает. Стоит измениться глазам, как он перекинется полностью. Первое время верживотные очень плохо себя контролируют.

— А что если я приведу кого-то из членов семьи, чтобы они могли поговорить?

— Категорически нет. Во-первых, члены семьи — это гражданские, а во-вторых — представь себе масштаб вины оборотня, если он вернется обратно в человеческую форму и осознает, что убил кого-то из своих близких. Никогда так не делай.

— Ладно, ты права. Это будет… ужасно. — Он так резко мотнул головой, что его шляпа съехала набок. Он поправил ее свободной рукой, другой по-прежнему держась за руль, и добавил. — «Ужасно» кажется мне не самым подходящим словом, но я не могу подобрать другого.

— Тебе не нужно подбирать слова, чтобы понять, какой пиздец тебя ждет при таком раскладе, или почему тебе надо приложить все силы, чтобы этого избежать.

— «Пиздец» — вполне подходящее слово. — Заметил он.

— Жутко, душераздирающе, болезненно, мучительно. У меня куча слов для того, чтобы описать всю жесть, которую я повидала за эти годы.

— Тогда почему ты по-прежнему занимаешься этим, если все настолько плохо?

Тот факт, что он задал мне этот вопрос, хотя его собственная карьера находилась в зачаточном состоянии, и он только-только переехал к черту на рога, что тоже не способствовало ее росту, означал, что Ньюман всерьез задумывался над тем, чтобы поменять свою жизнь.

— Потому что так я могу помочь ребятам вроде Бобби Маршана.

— Мне не удалось его спасти. Я тебя-то едва спас. — Сказал он. В салоне было темно, так что я не могла четко видеть его лицо, но ладони Ньюмана сжались на руле, словно выпуская те эмоции, которые он испытывал.

— Я взялась за эту работу, потому что она позволяла мне спасать жизни, убивая монстров, а потом случилось странное. Я перестала понимать, кто здесь монстр.

– Ты влюбилась в вампира. — Сказал он так, будто это все объясняло.

— Нет, дело не в этом. У меня был знакомый по имени Вилли МакКой. Мелкий жулик, даже не друг, но я знала его до того, как он умер, и после того, как он стал вампиром. Это по-прежнему был Вилли. И тогда я пересмотрела свой взгляд на вещи. Если бы вампиры были бездушными чудовищами, тогда Вилли должен был измениться после смерти, но этого не произошло. И если эта теория о вампирах оказалась мифом, я стала сомневаться во всех остальных.

— Как давно это было?

— Еще до того, как я начала встречаться с Жан-Клодом. Если честно, думаю, если бы Вилли МакКой не остался самим собой после того, как обратился в вампира, я, возможно, никогда бы не стала встречаться ни с Жан-Клодом, ни с кем-либо сверхъестественным вообще.

— Ого, я никогда так серьезно не анализирую свои чувства. Это впечатляет. — Заметил Ньюман.

Я рассмеялась.

— Я тоже не анализировала, как и большинство людей. Но теперь я прохожу терапию, и она помогла мне осознать пару вещей.

— Ты признаешься другому маршалу, что ходишь к психотерапевту? — Его голос звучал так, словно он почти шутил.

— Если тебя ранили во время задания, ты обращаешься за помощью в больницу. — Сказала я.

— Да, я застал тебя однажды в такой ситуации.

Я чуть улыбнулась, но он, вероятно, не увидел этого в темноте.

— Было дело, я помню. Но наша работа подкашивает не только физически, Ньюман. Она сношает мозги, вносит смятение в наши сердца. Иногда кажется, что она буквально выедает тебе душу. Ты ведь идешь к ортопеду, если сломал ногу?

— Полагаю, что так. — Согласился он.

— Так почему бы не относиться к адвокатам и терапевтам так же, как мы относимся к ортопедам и дантистам?

— Не знаю. В смысле, когда ты так говоришь, это звучит логично.

— Это-то логично, но все остальное здесь — максимально нелогичное эмоциональное дерьмо.

Он рассмеялся, и это было почти внезапно после такого серьезного разговора.

— Мне это не кажется смешным. — Сказала я.

— Это и не смешно. Ты была прямолинейна и честна, как акула или типа того.

Настала моя очередь усмехнуться.

— Много с чем меня сравнивали, но вот с акулой… Они слишком много кружат перед тем, как укусить. Я так не делаю.

Он рассмеялся, но после спросил, посерьезнев:

— Насколько, по-твоему, мы можем доверять Дюку, учитывая его эмоциональное состояние?

— Он твой друг, а не мой. Разве не я