…Солнце светило непривычно ярко, даже сквозь белые облачка, быстро плывущие по высокому небу. Сочная трава поднималась до колен и пестрела разноцветными ароматными цветами, будто начало июня сменилось серединой лета. Тонкие ветвистые деревья, обступившие выход из пещеры, были Ноланду незнакомы. Чужим казалось все. Даже камень, на котором он, отдыхая, разлегся во весь рост, не был похож на холодные в любое время года угловатые глыбы, какие он привык видеть в окрестностях Хельдена. Камень казался гигантской галькой из первозданного эфирного океана, забытой здесь с начала времен. Ощущение было таким, будто река жизни Ноланда, городская и мутная, вынесла его в море, неведомое и бездонное.
Но куда двигаться дальше?
Ноланд не мог сказать наверняка, терял ли он сознание в поездке и сколько времени находился в пути. Григотропос остановился в темной и тесной каменной пещере с грубо обтесанными стенами. Зажигая спички, Ноланд нащупал холодные влажные перила чугунной лестницы, которая вывела наверх, снова в пещеру, но более просторную и сухую.
Там находился не то верстак, не то стол длиной во всю стену. В столешнице торчал кинжал, а вокруг него, сохранив контур бывшего листа бумаги, лежала мелкая труха. Кто съел записку, муравьи или еще какие-нибудь жучки, было не важно. Возможно, то была плесень. Важнее, что вредитель оказался привередлив: малюсенький клочок под острием кинжала остался нетронутым из-за капли смазочного масла, стекшего по лезвию. Сохранилось лишь одно слово – "Вереск". Симпатичное вечнозеленое растение с сиренево-розовыми цветками. Никаких плодотворных ассоциаций.
Больше ничего не найдя в пещере, Ноланд выкарабкался наружу по длинному узкому лазу, выход из которого настолько зарос кустарником, что за секретности пещеры можно было не беспокоиться. Он не знал, почему отец скрывал такую сенсацию, как григотропос, но чувствовал, что допускать к нему общественность совершенно недопустимо, как будто это чужое достояние, на которое люди права не имеют.
Сейчас Ноланд уже полчаса отдыхал на камне, наслаждаясь солнцем, и размышлял над показаниями компаса. Стена гор, из-под которой он выполз, расположилась на севере. Если григотропос отправил его строго на юго-запад, то, следовательно, это горы Вестмонд. Поразительно большое расстояние от дома, но куда весомее вывод, что раз Вестмонд на севере, то находится Ноланд уже не в родном Баргене, а в Луарции, стране, которую отец сравнивал со сладким спелым яблоком, изъеденным червями. Страна контрастов, где процветание соседствует с нищетой, высокое искусство – с пошлостью, доблесть – с подлостью, верность – с предательством. Насколько знал Ноланд, вереск в Луарции не растет, потому идей насчет направления не было.
В любом случае нужно найти людей. Как минимум – деревню или трактир, чтобы переночевать и купить провиант, но лучше отыскать город, где можно оформить денежный перевод для дяди. Теперь деньги не проблема. Да и, раз нет дальнейших указаний, можно вернуться ненадолго домой… Последняя мысль заставила Ноланда вскочить с теплого камня. Так просто плюнуть на все и захлопнуть дверь, которая перед ним открылась? Из-за чего? Из-за крохотного муравья, который съел бумажку?!
Ноланд вскинул на спину рюкзак и обвел взглядом место стоянки. Красиво, ничего не скажешь, но цветные карандаши остались дома, в походном наборе инструментов они лишние. Неведомые земли, которые он рисовал в уютном кабинете, теперь вокруг, будто шагнул в картину. И не такое предстоит увидеть, и не такие трудности ждут. Настал новый этап жизни. Возвращаясь из великих путешествий, люди меняются, это он знал из эпических сказаний. Но перемены начинаются уже на первом шаге. Это он узнал сейчас.
Выйдя из рощи и изучив горизонт, Ноланд приметил далекий дымок столбом. С помощью подзорной трубы удалось разглядеть придорожную гостиницу. До тракта оказалось меньше пяти километров. После пропитанного смогом города, пыльного особняка и холодного душного подземелья прогулка на свежем воздухе показалась наслаждением. Вот только дико захотелось есть, да и ночные события напомнили о себе неподъемной усталостью.
Однако в большей мере устало не тело, а голова. Новые впечатления за последние сутки навалились друг на друга, образовав тяжкую многоцветную массу. Ноланд почувствовал, что уже не в состоянии осмысливать каждое новое событие, как делал это всегда. "Если посмотреть правде в глаза, – думал Ноланд, приближаясь к зданию гостиницы, – я не гожусь в путешественники. Я отшельник, а не странник. Это другим необходимы новые знакомства, встречи, поездки. Они довольствуются поверхностными впечатлениями так же, как несмышленые дети съедают с конфеты глазурь, выплевывают начинку и тянутся за следующей конфетой. Мне же подавай начинку. Сколь многое можно увидеть в малом, даже не выходя из дома. Глубокая книга, тонкость чаепития, многозначительный взгляд… – в этих вещах можно разглядеть целый мир, если смотреть вглубь. Теперь же события валятся на меня одно за другим, и смотреть вглубь я не успеваю. Продолжая метафору, я уже объелся глазури. Как хорошо было бы сесть в своем кабинете и хорошенько, без спешки все обдумать".
Гостиница, или трактир, если говорить словами старинными, радовала глаз веселыми красками. Внушительное двухэтажное здание из красноватых бревен сплошь покрывали окна с голубыми рамами. На втором этаже оконца теснились друг к другу, словно пассажиры бесплатного вагона. Каждая комната отличалась от другой цветом занавесок, и оттого казалось, что трактир усеян разноцветными бабочками.
Нижние окна поражали шириной и высотой – в обеденный зал мог бы забраться целый бык, если бы не диагональные рамы. От стекол хозяин предусмотрительно отказался, оставив только ставни, выкрашенные в тот же ярко-голубой цвет. В зале среди табачного дыма мелькали силуэты посетителей, наружу текли аппетитные запахи жареного мяса, словно пена из переполненной пивом кружки. В непрерывном людском гомоне изредка звучали аккорды неумелого или пьяного гитариста.
Двустворчатые двери трактира оказались закрыты и даже заперты изнутри. На дверях висела табличка, но каракули на ней прочтению не поддавались. Ноланд несколько раз поднимал и впечатывал в дверь тяжелое бронзовое кольцо, однако с таким же успехом мог бы стучать бродяга в ворота графского замка. Но кто откажется приютить путника с золотыми монетами в кармане? Ноланд уверенно постучал еще раз и вздрогнул, когда на втором
