Не помню точно, что я увидел. Какая-то вспышка. Папашкино лицо близко-близко, и где-то под его огромным заросшим подбородком что-то булькнуло. Колени у него подкосились, и он начал заваливаться – прямо на меня. Я отскочил, споткнулся о порог и грохнулся в пыль рядом с лавкой.
Папаша сплевывал, но не ртом, а горлом. Когда он упал на колени и развернулся, будто хотел выйти на улицу, у него вся грудь была в чем-то влажном и ярко-красном. Я заглянул ему в глаза и в первый и единственный раз в жизни с ним увидел там что-то человеческое. Быстрый промельк, который тут же погас.
Папаша завалился на порог, а над ним с ножиком в руке стояла матушка.
– Вот, малыш, держи, только аккуратно. Такой острый, что можно мышь обрить. Мостожогова магия, на что способна добрая железка. Ну же, милый Элад, улыбнись. Большей награды мне не нужно.
– Ну что, рекрут, ты можешь не вертеться? У меня уже голова от тебя кружится. Твой старик, что, был придворным шутом?
– Нет, мастер-сержант, мой папаша был дровосек.
– Правда? Вот не сказал бы. Для сынка дровосека ты что-то хиловат. Не смог унаследовать профессию, стало быть?
– Он умер, когда мне было семь, мастер-сержант. Я и не собирался идти по его стопам. Выучился всему у мамкиной родни; мои тетя с дядей водили животных.
– Придумал тебе имя, парень.
– Мастер-сержант, сэр?
– Вот, даже записал для проформы. Теперь зовут тебя Непоседа и ты морпех. Все, вон с глаз моих… и пусть кто-нибудь прибьет тех собак. Уши вянут от этого лая.
– Непоседа, как живот?
– Пылает, будто угли, сержант.
К ним направлялись с полдюжины солдат. Тот, что шел впереди, поглядел на Бальзама и сказал:
– Сержант, Кулак Блистиг назначил нас на этот обоз. Мы возьмем все в свои руки…
– В руки, капрал, берут под одеялом, – ответил Бальзам.
Горлорез издал жутковатый сиплый смешок; солдаты вздрогнули.
– От помощи мы, конечно, не откажемся, – продолжил Бальзам, – но теперь за охрану обозов отвечают морпехи.
Капрал слишком уж активно бегал глазами, отчего Непоседа решил к нему присмотреться. А не широковато ли у тебя лицо для человека, паек которого – три плошки в сутки?
– Кулак Блистиг… – завел капрал снова, видно, из упрямства или тупости.
– Не командует морпехами. Но давай поступим так: ты сейчас пойдешь к нему и передашь наш с тобой разговор. Если он чем-то недоволен, пусть обращается напрямую ко мне. Я сержант Бальзам, девятый взвод. Если вдруг ему нужен кто-то званием повыше, то пусть ищет капитана Скрипача – он где-то в авангарде. – Бальзам склонил голову и потер подбородок. – Эй, Смрад, я правильно помню, что Кулак старше капитана? Так ведь нас учили?
– Да, сержант. Хотя порой все зависит от самого Кулака.
– И от капитана тоже, – добавил Горлорез, больно ткнув Непоседу локтем в бок.
– В общем, идите и берите в руки все, что хотите, – заключил Бальзам. – Только одеяло не запачкайте.
Горлорез снова взвизгнул, и солдаты поспешили ретироваться.
– Рожи у них какие-то красные, – пробормотал Непоседа, проводив их взглядом. – Сначала я думал: дурни просто исполняют приказ, а ты с ними так грубо, сержант… Но теперь чую, что-то тут неладно.
– Это ж висельное дело, – сказал Смрад. – Если я подумал о том же, о чем и ты.
– Должно было случиться, рано или поздно, – скривился Непоседа. – Все мы это знаем. Иначе зачем Скрипу приставлять нас к этому обозу?
– Вроде бы нас собирались усилить тяжами, а потом почему-то передумали, – вставил Горлорез.
– Нервничаешь? – спросил у него Непоседа. – Нас всего четверо, и самое страшное наше оружие – твой смех.
– Но ведь сработало?
– Они пошли жаловаться своему капитану, или кто там ими заправляет, – сказал Бальзам. – Уверен, скоро вернутся с подкреплением.
Непоседа ткнул Горлореза локтем – в отместку за прошлый тычок.
– Ну что, боишься?
– Только твоего дыхания. Отвернись!
– По другую сторону повозок есть еще один взвод, – кивнул головой Бальзам. – Кто-нибудь видит чей?
Каждый присмотрелся, но три ряда повозок загораживали почти весь обзор.
– Да хоть бы сам Скворец, – буркнул Горлорез. – Все равно, начнись что, они к нам не проберутся…
– Ну чего ты заладил? – повысил голос Бальзам.
Горлорез оскалился.
– Сержант – и вы все, – у нас тут не просто бунт, а жажда! У меня на родине часто случались засухи, и хуже всего, когда ты при этом в осажденном городе – в Ли-Хэне, – а тебя окружают сэтийцы. Чуть ли не каждое лето бывало. Так что, поверьте, я знаю, как это страшно. Когда начнется лихорадка, тебя ничто уже не спасет.
– Да уж, поднял настроение. А теперь, пожалуйста, замолчи. И да, это приказ.
– Кажется, там взвод Бадана Грука, – проговорил Смрад.
Бальзам хмыкнул.
Непоседа нахмурился.
– А что не так-то, сержант? Они ведь такие же далхонцы, как и ты?
– Не пори чушь. Они из южных джунглей.
– А ты сам-то не оттуда?
– Даже если и так, и, заметь, я не сказал, так это или не так, это не имеет значения, понял?
– Не-а. Сам Тайшренн не разобрал бы, что ты сейчас наговорил.
– Короче, все сложно… Бадан Грук. Если верить Горлице, нам трудно будет поддерживать друг друга. Впрочем, ладно, могло быть и хуже. И зачем только Скрип забрал всех тяжей, как думаете?
– После Добряка к капитану приходила Фарадан Сорт, – сказал Смрад. – Не то чтобы я подслушивал – просто рядом стоял, так вышло. В общем, я разобрал не все, но, похоже, могут возникнуть проблемы с тянульщиками в продовольственном обозе. Думаю, туда тяжи и направились.
– Зачем? Протянуть им руку помощи, что ли?
Горлорез сипло взвизгнул.
Вертун почесал отсутствующий кончик носа.
– Кто вообще дал им право называть себя «Мостожогами»? – проворчал он.
Фитиль оглянулся на роту, маршировавшую слева от них, задержался взглядом на трех волах, по-воловьи топавших по песку. Так вот и выглядят те, кто делает самую черную работу. Тягловые животные. С другой стороны, у них же мозгов нет? Трудишься – тебя кормят. Больше трудишься – больше кормят. И так без конца. Но мы-то ведь не такие.
– Не все ли равно, как они себя называют, Вертун? Мы шагаем рядом, месим одну грязь. А когда от нас останутся только выбеленные кости, разницы никто даже не заметит.
– Я бы заметил. Легко. Когда смотришь на черепа, сразу ясно, где мужской, а где женский, где старый, а где молодой. Я даже могу отличить городского олуха от деревенского. В Фаларе я ходил в учениках у одного мастера, так вот у него все полки были сплошь уставлены черепами. Он их изучал и мог отличить напанца от жителя Квон-Тали, Генабакиса, Картула…