что произошло с капитан-лейтенантом, прояснилось в его уме, как проясняется переводная картинка, когда её трёшь пальцем.
Капитан-лейтенант после десанта не вернулся на катер, а попал в пещеру. Как он попал в пещеру, пока неизвестно. Он попал в пещеру вместе с матросом Казаченко. Оттуда, с вышины, он видел море. Он видел, как его катер зря дежурит у Песчаной Косы, и сердце у него болело от обиды. Он видел немецкую подводную лодку. Она пряталась в бухте.
Корольков знал эту бухту. Это небольшая глубокая бухта, окружённая высокими скалами. Вход в неё так узок и так загромождён камнями, что никому и в голову не приходило, что там может прятаться подводная лодка. Но она пряталась в бухте; она то входила туда, то выходила оттуда, она издевалась над катером — и капитан-лейтенант видел это, и сердце в нём кипело от гнева. Он стал зажигать огонь в пещере, а сам послал Казаченко передать Королькову, что когда горит огонь, она в бухте. Казаченко взял компас, найденный в пещере, и отправился в путь.
Когда он переходил через фронт, его тяжело ранили.
Может быть, было так. Может быть, было не совсем так. Но медлить больше Корольков не имел права. Он покинул Песчаную Косу и повёл катер к берегу, захваченному немцами.
Когда Катя с Макаром Макарычем подошла к Королькову, он молчал. И все молчали, ожидая, что он скажет. Он молчал очень долго и вдруг заговорил — негромко, торжественно и словно обращаясь к самому себе.
— Там, — сказал он, — за этими скалами, на берегу, захваченном врагами, высоко в горах, в пещере, находится наш командир, наш капитан-лейтенант. Мы ничего не знаем о нём. Может быть, он болен или ранен, но он там. Мы должны послать за ним человека, который добрался бы до него и доставил бы его сюда, на катер.
— Меня! — крикнул кок.
— Меня! — сказал моряк-великан.
— Меня! — сказал Макар Макарыч.
— Это трудное поручение, — продолжал Корольков. — На маленьком ялике, сквозь буруны, клокочущие в скалах, нужно добраться до берега, нужно миновать немецкие береговые посты, нужно отыскать в темноте тропинку, ведущую в пещеру, найти капитан-лейтенанта и вместе с ним тем же путём вернуться сюда до рассвета. Малейшая оплошность, малейшее промедление — и капитан-лейтенант погибнет. Мы должны послать человека, на которого можно вполне положиться.
— Меня! — крикнул кок.
— Меня! — сказал моряк-великан.
— Меня! — сказал Макар Макарыч.
— Пойдёте вы, Макаров, — проговорил Корольков. — Вы всех старше, опытнее и осторожнее. Вы дольше всех служили на катере с нашим командиром капитан-лейтенантом и потому имеете право первым пойти к нему на выручку.
— Благодарю вас, товарищ лейтенант! — сказал Макар Макарыч.
И он сам и все остальные понимали, что ему оказана высокая честь.
— Вы проведёте ялик через буруны? — спросил Корольков.
— Конечно, — ответил Макар Макарыч.
— Вы пройдёте через немецкие посты?
— Не беспокойтесь: я старый краб и мне ползать не впервой.
— А тропинку в пещеру вы найдёте?
Макар Макарыч ничего не ответил.
— Что же вы молчите, Макаров?
— Постараюсь, товарищ лейтенант.
— Постараетесь?
— А кто её знает, как найдёшь тропинку в такой темноте! Огонь в пещере с берега не виден. Её и днём-то, пожалуй, не сыщешь…
— Он найдёт, — сказала Катя.
Корольков круто повернулся к ней.
— Найдёт? — спросил он удивлённо.
— Найдёт, потому что я покажу ему, — сказала Катя.
— Неужели ты думаешь, что я тебя пущу на берег?
— Я уверена, что вы пустите, — сказала Катя; голос у неё задрожал, она чувствовала, что вот-вот заплачет. — Вы человек справедливый, а было бы так несправедливо не пустить меня. И без меня вам никогда не найти дороги в пещеру. Я сейчас влезу в ялик и не вылезу из него…
И она действительно влезла в ялик, который висел над волнами, привязанный к борту.
— Удивительная девчонка! Никогда не видал таких девчонок, — сказал Корольков.
Ему не хотелось отпускать её на берег. Но он понимал, что в одном она права: без неё Макару Макарычу трудно будет найти дорогу в пещеру. И из ялика её не выгнал.
Он подошёл к Макару Макарычу, внимательно посмотрел ему в лицо, потом поцеловал его в губы.
— Ну, идите, Макаров. Мы будем ждать вас через два часа у Больших Камней.
Ялик вместе с Катей спустили на воду. Макар Макарыч прыгнул в него и вставил вёсла в уключины.
— Берегите эту девчонку, Макар Макарыч, — сказал ему Корольков с борта.
И ялик исчез в темноте.
В бухте
— Теперь всё дело в быстроте, — сказал Корольков.
И катер летел так быстро, что казалось, вот-вот оторвётся он от воды. Еле видные в звёздном небе зубчатые вершины береговых скал стремительно меняли свои очертания. Катер держался от них совсем близко, скрываясь в их тени.
Вся команда уже знала, что они идут к бухте, в которой прячется немецкая подводная лодка.
— Неужели мы влетим прямо в бухту? — спросил кок моряка-великана.
Этот кок был почти мальчишка и служил на флоте первый год, а моряк, который показался Кате великаном, был моряк опытный, по званию — старшина второй статьи, по специальности — комендор. А комендор — это артиллерист, человек, который ведёт огонь из корабельных орудий.
— Ну вот ещё! — сказал комендор. — Нет, вход в неё узок, как горло бутылки, и извилист, как дымовая труба, и охраняется немцами, как мешок с золотом. Мы туда не полезем. Мы будем дежурить у входа и ждать, когда подводная лодка выйдет к нам.
«Опять дежурить!» — подумал кок. Он был молод и нетерпелив, и дежурство у Песчаной Косы смертельно надоело ему.
Корольков внезапно подошёл к штурвалу. Он отстранил рулевого и сам стал за штурвал. И катер сразу сделал крутой поворот и на полной скорости понёсся прямо к берегу.
Тёмные громады утёсов росли перед ним, и казалось, он вот-вот налетит на них и разобьётся. Но в последнее мгновение утёсы словно расступились, открыв перед катером чёрную узкую щель. И катер на полной скорости влетел в эту щель.
Когда кок и справа и слева увидел скалы, едва различимые во мраке, но такие близкие, он почувствовал, что сердце его замерло. Он стоял на корме, на своём посту, у несложного приспособления для сбрасывания глубинных бомб в воду. «Нет, всё-таки мы входим в бухту! — подумал он со страхом и восторгом. — Нет, всё-таки наш лейтенант замечательный парень!»
«Всё дело в быстроте, — думал Корольков, стоя у штурвала. Губы его были крепко сжаты, глаза устремлены вперёд, в темноту. — Только бы проскочить прежде, чем они успеют нас заметить!» Внимание его
