– Вот опять, пожалуйста, – ухмыляясь, сказал Длинный Максу. – Этот расист во всем винит бедных индейцев.
Чейс засмеялся и прошел вперед запустить двигатель.
10
– Птицы! – крикнул Длинный с ходового мостика, указывая на юг.
Чейс и Макс стояли на баке. Макс с шестифутового деревянного настила, выступавшего перед носом лодки, глядел в воду, надеясь увидеть дельфина. Чейс сказал ему, что дельфины иногда играют в волне от форштевня.
Саймон прикрыл глаза от солнца и посмотрел на юг. Стая птиц – чаек и крачек – кружилась над водной поверхностью площадью в пол-акра, казалось, кипевшей от живых существ. Птицы пикировали, плескались, бешено работая крыльями, и снова взлетали, головы их тряслись, когда они в спешке заглатывали добычу, чтобы спикировать за новой. Легкий юго-западный ветер доносил суматошный гам.
– Что они делают? – заинтересовался Макс.
– Кормятся, – ответил Чейс. – Мальком... Мелкой рыбешкой. Кто-то нападает на мелочь снизу, выдавливает на поверхность. – Он посмотрел на Длинного и произнес: – Давай взглянем.
Длинный развернул лодку к югу, оставляя отдаленный серый горб острова Блок на севере, а более близкий, но меньше и ниже профилем остров Оспри – на востоке.
Когда лодка подошла к пятну бурлящей воды. Длинный бросил:
– Синие.
– Ты уверен? – спросил Чейс.
Он надеялся, что Длинный прав: большой косяк голодных синих акул был бы хорошим знаком, знаком того, что они восстанавливаются. В последнее время их численность уменьшалась – акулы стали жертвами гербицидов, пестицидов и фосфатов из сельскохозяйственных стоков, – а многие из уцелевших страдали от опухолей, язв, проявлялись даже странные генетические мутации. Некоторые рождались с пищеварительной системой, прекращающей функционировать через год, так что рыба умирала от голода. Институт и различные группы защитников окружающей среды помогли очистить реки, впадающие в океанские заливы, и объемы загрязняющих веществ в сбросах значительно сократились, хотя о полной чистоте говорить не приходилось.
Если синие акулы снова успешно размножаются... Что ж, это маленький шаг, но все-таки шаг вперед, а не назад.
– Ну, должны быть синие, – сказал Длинный. – Кто еще так пускает кровь?
От стаи отделилась птица и взмыла над лодкой. Чейс увидел явные знаки устроенной акулами бойни: белые перья на брюхе птицы запятнаны красным – рыбьей кровью. Синие акулы впали в неистовство среди огромного косяка мелкой рыбы, кусая и разрывая ее в слепой ярости, окрашивая волу в красно-коричневый цвет.
Длинный сбросил обороты мотора, оставив лодку дрейфовать в относительной тишине, чтобы не отогнать косяк.
– И здоровые, ублюдки, – произнес он. – Пяти-шестисотники.
Синие акулы перекатывались, прыгали, ныряли; отливающие вороненой сталью тела блестели на солнце; птицы безрассудно пикировали между ними, выдергивая рыбью мелочь из кровавой воды.
– Здорово! – воскликнул загипнотизированный зрелищем Макс. – Мы можем посмотреть?
– Ты и смотришь.
– Нет, я имею в виду – надеть маски и спуститься.
– Ты псих? – поинтересовался Чейс. – Ни в коем случае. Эти рыбы обглодают тебя до костей. Ты не хотел везти меня домой в ящике – как тебе понравится, если я отправлю тебя к матери в бумажном пакете?
– Синие нападают на людей?
– Когда безумствуют, как сейчас, то нападают на что угодно. Несколько лет назад во Флориде один спасатель сидел на доске для серфинга, когда подошла стая синих акул во время кормежки. Он потерял четыре пальца на ноге. У них маленькие треугольные зубы, острые как бритва, и когда они кормятся...
– ...они как осатаневшие сукины дети, – вставил Длинный.
– Полегче, – сказал Макс.
Словно подслушав, большая чайка спланировала вниз, нацеливаясь на рыбешку, промахнулась, хлопнула крыльями и упала в воду. Она все же схватила рыбу и начала разбег, чтобы взлететь, когда рядом с ней перекатилось синее тело. Чайка остановилась, дернулась назад и закричала – акула поймала ее за ноги. Птица тщетно била крыльями и изгибала шею, пытаясь достать мучителя клювом. Видимо, ее схватила и другая акула, потому что чайка повалилась набок, погрузилась и снова выскочила на поверхность. Она опять закричала, забила крыльями, но теперь еще одна рыба почуяла новую аппетитную добычу; акулы выскочили из воды, набросившись на пропитанное кровью оперение, и за хвост утащили птицу под воду.
Этот рывок отбросил назад ее голову, и последнее, что увидели люди, был желтый клюв, направленный в небо. Чейс взглянул на Макса. Глаза мальчика все еще были устремлены в точку на воде, где только что билась птица, а цвет лица стал зеленовато-серым.
* * *
Они продолжали путь к острову. Макс и Саймон стояли на баке. Длинный управлялся на ходовом мостике. Время от времени Чейс давал Длинному команду сбавить ход, опускал в воду сеть и вылавливал что-нибудь показать Максу: пучок водорослей, в котором крошечные ракообразные – креветки и крабы – находили убежище, пока не подрастали настолько, чтобы защитить себя на дне; «португальский кораблик» – медузу размером с кулак, с полупрозрачной красной перепонкой наверху, походившей на парус, и длинными болтающимися щупальцами, которыми, как объяснил Саймон, она до смерти жалит жертву. Изумленный, Макс коснулся одного из щупалец и вскрикнул, отдергивая руку: медуза обожгла ему палец.
– Рановато для них, – заметил Длинный. – Вода, видать, быстро прогревается.
Когда они были в полумиле от острова, Чейс показал на маленький институтский буй, болтавшийся по правому борту. Длинный заглушил мотор, лодка причалила к бую, а Чейс поднял багор и встал у борта. Он зацепил буй и вытащил его на борт. В воду уходил канат.
– Тащи, – приказал он Максу.
Макс взялся за канат и начал выбирать его.
– Что это? – спросил он.
– Эксперимент, – отозвался Чейс, бросая багор и помогая Максу вытягивать канат. – У нас тут серьезные проблемы с вершами на омаров. Поплавки срезает лодочными винтами, или их относит шторм, или просто канаты гниют и рассыпаются. Короче, на дне полно потерянных вершей.
– Ну и что?
– Это убийцы. Внутрь за приманкой забирается самая разная живность, не только омары, а вылезти не может. Они умирают и сами становятся приманкой, так что туда забираются и там умирают все новые и новые твари. Эти верши делают свое черное дело год за годом.
Плетенка стукнулась о борт лодки. Чейс наклонился и вытащил ее на планшир. Это была прямоугольная проволочная клетка с деревянными ребрами. С одного конца имелась проволочная воронка – вход; с другого – квадратная дверца из тонкой сетки, закрепленная бечевкой.
– Мы с Длинным хотим сконструировать биологически разлагающуюся дверцу, – сказал Чейс. – Верши проверяют раз, обычно даже два раза в неделю, поэтому мы ищем дешевый материал для дверцы, который разлагался бы примерно через десять дней. Хозяева вершей могут еженедельно менять дверцы. А если ловушка потеряется, креветки освободятся раньше, чем умрут.
