Парни достали из-под кустов рюкзаки с едой. После короткого перекуса, они устремились к посту.
— Где мы? — спросил Али, когда они с главным остались наедине. Остальные прыгали в кузова машин и проезжающие фуры.
— Мы переплыли море. но настоящая жизнь за проливом, — сказал главный, — там не надо работать, там дают столько, что хватит и наесться, и напиться и снять жильё.
Они следили за машинами, но никто из группы не пробрался на ту сторону.
— Что с ними будет? — спросил Али, когда ребят повязали.
— Пожурят и отпустят, — усмехнулся главный, — они всегда отпускают. Завтра попробуем снова, а сейчас оставь рюкзак и обратно в лагерь.
Али возвращался в раздумьях. Как это возможно, что на одном конце мира обезглавливают за лишний взгляд, а на другом почти не обращают внимания на нарушение границы. Может, где-то и убивать можно законно.
— Ты начинаешь понимать мир, — сказал Дима, встречая Али у палатки. Он был в штанах цвета хаки и охотничьей кожаной куртке. — Что лучше, мир с господами и рабами, с небожителями и смердами, или война за равенство? Твоя вера не признаёт господ, и не признаёт других религий. Твоя вера спасёт, когда спасения не будет. Смертники умирают осознано, их непоколебимость сравнима с местью и отчаянием. Люди в основе своей слабы и лишь некоторые способны переступить через слабости. Они то и достигают величия, не возвеличиваясь. Ты как капля смолы в дёгте, либо выполнишь предназначение, либо сгинешь. Но смерть для тебя ничто, в сравнении с возможностями.
Али залез в палатку и свернулся в калачик. Он бежал от войны, чтобы здесь её развязать. Но там он был жертвой, а здесь будет агрессором. Но он хотел просто тихо и мирно жить.
Утром он позавтракал, в обед пообедал. Всё было бесплатно и народ слонялся по городку без дела, без необходимости зарабатывать. Как много крепких молодых парней, как мало женщин, детей и стариков. Кто-то курил, кто-то пил, кто-то кололся. Не очень то было похоже, что это замученные жизнью люди. Городок каждый день пополнялся десятком человек и стремительно рос.
— Если это самые обездоленные и немощные люди планеты, то я Папа Римский, — смеялся Дима, раскуривая сигару на вершине холма.
— Вчера очередную девочку изнасиловали, — сообщил Альберт, поедая мороженое, — так она вместо заявления сказала, что мигранты имеют на это право. В конце концов, их сотни лет эксплуатировали, и теперь они имеют право ответить.
— Их и овцами то не назовёшь, — прослезился со смеху Дима, — безмозглые создания. Давайте ещё право голоса дадим обезьянам и собакам для полного краха.
— Империи рушатся изнутри, — добавил Альберт, — как бы ни была крепка кожура яблока, гниль разъедает с сердцевины.
— Большие и малые циклы, волнообразное движение, фрактальная структура… А она о праве мигрантов насиловать. Ничего, придёт ночь расплаты, когда никто им не поможет. Посмотрим, как заговорят.
Вечером Али снова был готов. Народу было много и снова все побежали, как в последний раз. Али был в хвосте колонны и тяжело дышал. Смотря себе под ноги, он неожиданно столкнулся с белым в чёрном одеянии с капюшоном на голове.
— Странно, — подумал Али, — белых в лагере мало, а ночью они боятся выходить из палаток.
Встречный обошёл его и побежал в лагерь. Али побежал дальше.
Глава 19
Бездарность нынче в моде. Ей поклоняются. Ей всё прощают и её воспевают. Не нужно быть лучше других, нужно быть такими, как все. Рыбой в море бездарности, не способной выпрыгнуть и взлететь. А зачем? Всё равно не поймут и не примут. Опустят и смешают с помоями. Слишком вычурно, слишком надменно, слишком не по формату. Делай, как все, кушай хлебушек, попивай винишко и радуйся жизни. Ещё больше людей восхваляют бездарность и присасываются к ней, будто прилипалы. И тогда кажется, вот он успех, вот она слава. Под ногами сотни рук, над головой чистое небо. Но вдруг оказывается, что взлететь не получается. Бездарность подпрыгивает, но приземляется, И даже взмахи рук и истеричные выкрики ничего не меняют. И тут неизменно приходит депрессия. Она пожирает изнутри и сказать о ней нельзя. Большая часть не поймёт и скажет «Зажрался». Другая часть начнёт утешать. И вот находится выход. Типичный для бездарности. Алкоголь, наркотики и секс. А потом на горизонте появляется петля смерти. Сколько самоубийств гениальных людей мы знаем. Были ли они гениальны на самом деле, или только казались такими для нас. А для своего внутреннего гения были лишь бездарностями. Этого мы никогда не узнаем…
Дима стоял на вершине свалки в длинном пальто и шляпе. Было необычайно холодно для лета и порывистый ветер пробирал до костей. Бездомные собаки носились среди мусора, поджав хвосты, едкий дым стелился над землёй, обжигая лёгкие и людям, и зверям. Альберт в красных шортах, шлёпанцах и белой футболке держал руки за спиной в замке.
— Зачем ты куришь? — спросил он.
Дима вздрогнул, будто очнулся ото сна.
— По привычке. Бессознательная необходимость. Спроси лучше у них, зачем они живут …
— Никто не задумывается. Жизнь и без того тяжела.
Юля подалась в подмастерья. Училась работать на сварочном аппарате. Получалось с переменным успехом, но всяко лучше, чем сортировать мусор. Да и работа не такая пыльная. Бросила пить, вот уже как три месяца.
— А она старается, — сказал Дима, наблюдая за Юлей.
— Старается, — согласился Альберт, — кто знает, может, жизнь когда-нибудь сжалится над ней.
Из долгожителей на свалке по-прежнему были Лена с дочерью, Андрей, жених Юли, да подслеповатый одноглазый старик. Первые стали друг другу семьёй, последний всё ждал весточки из дома. Остальные сменяли друг друга, будто перелётные птицы.
— А что с нами станет, — улыбалась пьяная Лена, — ангелам мы не нужны, черти от нас нос воротят. Они там будущее строят, в космос летают, а мы так, на отшибе. Прожить бы пару лет да и ладно.
— Это тебе ладно, — возражала Лена. Они сидели в лачуге из поддонов рядом в обнимку, — а я квартиру хочу. И ребёнка. И чтоб не как в прошлый раз.
— Сколько отсюда вырывается? — спросил Дима.
— Дай бог, один из ста, — ответила Лена, — остальные спиваются или умирают.
— А сколько возвращается и не сосчитать, — махнула Юля, — а что, образования нет, прописки нет, паспортов нет… У приезжих и то больше прав.
— Невидимки, — снова подытожил Альберт.
Было уже поздно. Ребята распрощались и ушли в темноту.
— Их мир не терпит слабых, но и не делает сильными, — сказал Альберт, — просто плывут, как палки по реке.
— Порой думаешь, а не наведаться
