— Я думаю, что кем бы ни был убийца, он вполне нормальный человек.
— Нормальные люди не убивают друг друга.
Теперь настал мой черед улыбаться:
— Нормальные люди только и делают, что убивают друг друга.
— Не согласен. Многие убийцы производят впечатление нормальных людей, но в каждом из них сидит нечто, заставляющее их делать то, что они делают.
— Ну не знаю. Мне кажется, что не все так однозначно.
Малик пристально посмотрел мне в глаза:
— Вот именно, все однозначно. Убийство есть убийство, и человек, совершивший его, — плохой человек. Тут не может быть двух мнений. Некоторые убийства не так ужасают как другие, но это не значит, что их можно оправдывать. Вне зависимости от обстоятельств.
Я видел, что он верит в то, о чем говорит, и решил, что не стоит особенно разглагольствовать на эту тему. Никогда не знаешь, чем аукнется твое слово и как его потом смогут использовать против тебя. Поэтому я согласился с ним, и разговор потек в другое русло. Мы поговорили немного о том о сем и наконец опять вернулись к сегодняшнему убийству. В конце концов, больше стоящих тем для разговора не было.
Мы пришли к заключению, что Уэлланд прав: времени осталось мало. Если мы не найдем зацепок в ближайшие несколько дней и никого из знакомых жертвы нельзя будет заподозрить в убийстве — на что, кстати, указывали все косвенные улики, — дело быстро развалится и нам останется только развести руками. Придется либо ждать, пока наш загадочный преступник не проявит себя снова (не самое благоприятное развитие событий), либо просто забыть об этом деле, что, на мой взгляд, было бы еще хуже.
Мы заказали те же напитки еще раз, так что Малик тоже смог меня угостить, а потом он поспешил домой, где его ждали жена и двое маленьких детей. Он предложил мне вместе взять такси, но я решил остаться и посидеть еще немного. Мне хотелось есть, но прежде чем пойти домой, я взял еще одну кружку пива и наконец-таки почувствовал его вкус.
Один из завсегдатаев, старик с дребезжащим голосом, имени которого я не помнил, подсел ко мне за столик. Мы поболтали с ним о всякой ерунде: о футболе, ценах на пиво, о том, как правительство разваливает страну. Приятно иногда поговорить с простыми людьми. Не надо думать и следить за нитью разговора, беседа идет непринужденно и просто. Но когда этот мужик стал распространяться о том, какие огромные у его жены шишки на больших пальцах ног, а я подумывать о том, что лучше умереть молодым, чем дожить до такого возраста и впасть в маразм, стало ясно, что мне пора.
Было восемь, когда такси остановилось у моего дома. Пелена из тяжелых темно-серых облаков, висевшая над городом с самого утра, рассеялась, и местами можно было даже разглядеть звезды. К вечеру температура упала, воздух был холодным, почти как зимой, и мне это нравилось.
Зайдя в квартиру, я первым делом набрал номер Данни, но его не было дома. Я позвонил ему на мобильный, услышал голос автоответчика и оставил сообщение, в котором предупредил, что зайду завтра в пять, чтобы отдать деньги. Потом принял душ, чтобы смыть с себя грязь прошедшего дня, и стал думать о том, что бы приготовить на ужин.
В морозилке лежало ризотто с креветками. Судя по надписи на упаковке, на приготовление требовалось двадцать минут. Изображение блюда не вызывало аппетита, но я все равно разморозил смесь в микроволновке.
Пока еда готовилась, я уселся на диван и сразу включил новостной канал.
Весь экран занимали две фотографии — водителя «чероки» и его пассажира с переднего сиденья. Снимки, по всей видимости, были сделаны для паспорта. Водитель выглядел совсем не так как вчера ночью: он широко улыбался, и вокруг глаз у него прятались морщинки, которые говорили о том, что он любил посмеяться. Казалось, он был неплохим парнем. Неопрятный мужчина на фотографии тоже выглядел лучше, чем тогда, в машине. Он угрюмо смотрел в камеру, словно его только что как следует отчитали, но во взгляде не было прежней нервозности; его волосы были чистыми и тщательно причесанными, отчего он казался в сто раз приятнее.
Из новостей я узнал, что водителя звали Пол Ферлонг, ему было тридцать шесть и он был отцом двоих детей. Неопрятному пассажиру по имени Терри Баден-Смит было сорок девять, он проработал на таможне всю свою жизнь. Терри Баден-Смит был разведен и, по всей видимости, не имел детей, потому что о них ничего не было сказано.
Затем на экране появился журналист в пальто, ведущий репортаж от гостиницы «Тихая пристань». Место происшествия все еще было огорожено яркой желтой лентой, «чероки» стоял на том же месте, но суеты вокруг уже было меньше. На заднем плане стоял офицер полиции в форме, охранявший место преступления, и больше никого. Журналист сообщил, что над расследованием работает более шестидесяти детективов и полиция уверена, что скоро им удастся найти убийцу. По всей видимости, следствие велось по нескольким направлениям, но, со слов журналиста, представители органов правопорядка сомневались в том, что первые результаты появятся в ближайшее время.
Меня мучил вопрос: действительно ли, как говорил Реймонд, те, кого я убил, брали взятки? И если да, являлось ли это оправданием для содеянного мной? Скорее всего, нет. Я еще раз пожалел, что ввязался в это дело. Продажные это были люди или нет, но расследованием решили заняться всерьез.
Опять почти ничего не было сказано о третьей жертве. Не упоминалось даже имя, что меня очень удивило. Я решил, что нужно надавить на Реймонда и выяснить, кто же этот парень. Сто процентов, что он был не из отбросов!
Убийство Мириам Фокс не упоминалось ни в одном выпуске новостей, даже на канале «Си-факс». Это потому, что в смерти проститутки нет необходимого для сенсации очарования, которое, я не сомневаюсь, возникло бы, если бы появилась вторая такая же жертва. Ничто не вызывает такой интерес у массового зрителя, как серийные убийцы, особенно те, которые не выслеживают своих жертв.
Я съел ризотто за просмотром шоу «Фэмили форчнз». Как обычно Лес Дэннис превзошел самого себя, а обе семьи были заурядные. Добблы из Глазго говорили с таким жутким акцентом, что я вообще не мог понять, как им удалось пройти прослушивание. Лес пару раз пошутил, пытаясь развеселить зрителей, что неплохо бы позвать в студию переводчика, но было видно, что он сам устал от этой передачи. В конце концов, они проиграли англичанам, фамилии которых я не помню и которым досталась машина.
После игры я пытался смотреть романтическую комедию, но мне никак не удавалось сосредоточиться на сюжете. Меня преследовали мысли о семье Пола Ферлонга. Я представлял себе, как они оплакивают его, обнявшись в гостиной, словно наяву видел их красные лица и заплаканные глаза. Я почему-то решил, что у него были светловолосые мальчик и девочка. Мальчик постарше, лет пяти, а девочка — очаровательная малышка трех лет. В моем воображении сын Пола Ферлонга постоянно спрашивал у матери, куда ушел папа и почему. Мать срывающимся голосом отвечала, что он сейчас на небесах, куда люди уходят, когда Господь решает, что пришло их время. Я вспомнил себя маленьким мальчиком и попытался представить, что бы я чувствовал, если бы кто-то украл у меня отца. Он умер пять лет назад, и даже тогда его смерть была для меня тяжелой утратой, потому что я всегда глубоко уважал его. Когда мне было пять, отец казался мне властелином мира, потому что он знал все обо всем на свете. Если бы он умер тогда, я был бы вне себя от горя.
