мысли, что нет. И правильно сделал. Если бы не ещё полгода сеансов, благодаря которым Павел заранее научился жить с любым решением Динь, сейчас он бы просто сорвался и в лучшем случае забухал бы по-чёрному. Однако он держался, и не только ради себя, но и ради жены, которая заслуживала лучшего. И вполне имела право считать, что этим лучшим будет не Павел.
Он покосился на Динь, задремавшую в его машине по пути в клинику, и едва заметно улыбнулся, вдруг вспомнив, как увидел её впервые.
Динь тогда было девятнадцать, ему — двадцать четыре. Она ещё училась в институте, Павел уже закончил и проходил курсы повышения квалификации, чтобы стать хирургом-имплантологом. Удивительно, но пока они с Динь только разговаривали в интернете, Павел ни разу не ощущал себя старше — его будущая жена не была легкомысленной и в свои девятнадцать во многом казалась более мудрой, чем некоторые его друзья. Именно это изначально и привлекло Павла в неизвестной девушке с ником Динь-Динь, как у какой-нибудь феечки — её разумность. С ней было интересно общаться, намного интереснее, чем с другими девушками, в том числе с Олей, однокурсницей Павла, с которой он на тот момент встречался.
Свою фотографию Динь прислала ему только через месяц после начала виртуального общения, и Павел помнил, как сидел и рассматривал её, ощущая что-то… странное. Со снимка, сидя на лавочке под цветущей сиренью, ему улыбалась юная девчонка, чуть пухленькая и самая обычная, не красавица, но приятная, и сразу было понятно, что хорошая и добрая. С такой не замутишь — сразу придётся жениться. Тёмно-русые волосы, как говорила мама Павла, стандартного оттенка, были заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо на грудь, крупную и налитую, как два яблока, улыбка открывала идеально ровные зубы, светло-карие глаза мягко светились. Но больше всего Павлу понравились брови — широкие тёмные мазки вразлёт, словно специально нарисованные небрежным движением кисти.
В Динь не было ни капли вульгарности, она напоминала старых советских актрис — интеллигентных, с умным взглядом и правильным воспитанием. И Павел сразу понял, что у них, кроме дружбы, ничего не получится, если он не желает в ближайшее время обзавестись женой и детьми. К подобному он был не готов и поэтому держал себя в рамках даже во время их первой встречи, когда Динь робко и нежно улыбалась, осторожно отвечая на вопросы, словно пугливый дикий зверёк. Она безумно стеснялась, это чувствовалось в каждом жесте и слове, но Павла ничего не раздражало, даже наоборот. Каждый раз, глядя на смущённую улыбку собеседницы, приходилось мысленно давать себе по лбу за резкую вспышку возбуждения. Не зря говорят, сладок запретный плод — и Павел, заранее дав себе установку не нарушать рамок дружбы, начал сходить по Динь с ума уже на первой встрече.
Она безумно его возбуждала, как ни одна другая девушка. Возбуждала каждым движением, взглядом, манерой говорить и нежно улыбаться. Но особенно его терзала мысль о том, что у Динь наверняка никого не было. Острая и пряная мысль… думая об этом, Павел терял способность к рассуждениям и порой не мог уловить нить разговора, из-за чего, как он узнал сильно позже, Динь решила, будто ему с ней скучно и вообще она ему не понравилась.
Не понравилась! Да он потом пару недель не мог решиться на следующую встречу, боялся сорваться и всё испортить. С Динь нельзя было просто залезть в постель, вылезти и забыть, как Павел всегда предпочитал делать. Поэтому старательно держал себя исключительно в роли хорошего приятеля и старался даже лишний раз не брать Динь за руку — его моментально простреливало с ног до головы, сразу хотелось плюнуть на всё и поскорее присвоить себе девушку, которая настолько ему доверяла.
Да, Динь ему доверяла — по крайней мере тогда. Но и не удивительно — Павел никогда ей не врал, только умолчал о своей реакции на неё, но это нельзя было назвать полноценным враньём. Его чувства — это его чувства, он был не обязан о них сообщать. И Павел просто общался с Динь, не обманывая ни в чём. Встречались они с завидной регулярностью, гуляли, ходили в кино-театры-музеи, и он наслаждался каждой встречей. Ни с одной девушкой ему не было так интересно и комфортно, как с Динь. Она была спокойной и весёлой, не выносила мозг и не навязывалась, не вешалась на шею, и у них всегда были темы для разговоров. И всё было бы идеально, если бы Павлу не приходилось постоянно сдерживать свои, как он тогда думал, неуместные порывы. И радовался, что совсем не пьёт — иначе ничего из этой затеи не получилось бы.
Собственно, в итоге так и вышло. Их с Динь дружеские отношения продолжались около двух лет, а потом у неё случился институтский выпускной вечер. Вся их группа в количестве двадцати человек после торжественного вручения дипломов намеревалась отправиться на дачу к одному из однокурсников и уже там зажечь до утра.
— Ты тоже поедешь, да? — поинтересовался Павел незадолго до этого события и удивился, когда Динь помотала головой. — Нет? Но почему?
— Почти все будут парами, — улыбнулась она легко, но слегка смущённо. — Денис изначально так захотел, сказал, что разврат не приемлет, а если все будут со своими…
— Сомнительный аргумент, — засмеялся Павел, и Динь пожала плечами. — А тебе не с кем пойти? — Она кивнула, и он предложил неожиданно даже для себя: — А давай я с тобой поеду?
— Ты?..
Он заметил, что она обрадовалась, но из вежливости какое-то время ещё упрямилась, однако в итоге Павел её уговорил. И в назначенный день отправился сначала на вручение дипломов — в костюме с галстуком, как и положено, — а потом поехал на дачу.
Там всё и случилось. Он смотрел на неё, безумно хорошенькую в светло-голубом платье и с заколотыми волосами, и ощущал себя каким-то маньяком. Прикоснуться хотелось до одури, до темноты в глазах и боли в ладонях. И не только прикоснуться…
А потом Павел всё же выпил бокал шампанского, поддался общему настроению, и всё — крышу окончательно снесло.
Они с Динь тогда немного отошли от остальных, собираясь посмотреть сад и бассейн, и в один прекрасный момент, когда она стояла посреди выложенной мелкими камушками дорожки и глядела на дом, и огни из окон отбрасывали на её лицо какой-то загадочный и манящий свет, Павел не выдержал. Подошёл, сгрёб в охапку и, прорычав что-то, впился в губы, чувствуя, как внутри словно фейерверк
